Его щеки были темно-красными, а парик съехал на сторону.
— Я никогда не чувствовал такого прежде, — просто сказал он. — Я даже не думал, что это вообще возможно.
Каково это, быть с таким мужчиной? В мечтах о своем блистательном будущем Мэри не представляла себе ничего подобного. Перед ней была возможность отринуть свое старое «я» раз и навсегда. Она может снова стать обычной девушкой, а потом обычной женой. В конце концов, все дороги ведут именно в этот город. Так кончаются все истории на свете.
— Может быть, — выдохнула она.
— Да? — Его голос был хриплым, словно у солдата в разгар битвы.
— Может быть, да.
Глава 6
Опавшие лепестки
— И не забудь про рябину.
— Рябину? — переспросила Мэри, перевязывая прутиком растрепавшуюся ручку корзины.
— Чтобы прибить ее над дверью, — терпеливо объяснила миссис Джонс. — Это отгоняет от дома ведьм.
Мэри округлила глаза и беспомощно пожала плечами:
— Как скажете.
Была Вальпургиева ночь, и миссис Джонс освободила Мэри от работы над бесконечным подолом муслиновой накидки миссис Воган с тем, чтобы она сходила в лес и нарвала цветущих веток.
— Это впускает в дом лето, — полушутя-полусерьезно объяснила она. — Если мы не украсим дом зеленью до утра, то на деревьях не завяжутся плоды.
И в самом деле, подумала Мэри. В мире полно странных вещей. Какой вред от того, чтобы прибить на стены несколько зеленых веток?
Стоял теплый вечер, и на реке было полно лебедей и чаек. Деревья тряслись от криков ворон. На пути то и дело попадались какие-то пышные лиловые кусты, и, только подойдя поближе и вдохнув их аромат, Мэри узнала их. Сирень. Ей вспомнились корзины в Ковент-Гарден и сладкий запах, перебивавший вонь гнилых фруктов под ногами. Она углубилась в лес. Старое дерево с рассохшейся корой ожило и зазеленело; сквозь трещины пробивались молодые побеги, жадно стремясь к свету, к солнцу.
Она вышла на полянку. Несколько местных отсекали ветки от огромной поваленной березы, размером с четырех высоких мужчин. Джаррет Смит поднял голову и отер лоб, заодно размазав по нему несколько мошек.
— Как тебе нравится наше майское дерево, Мэри Сондерс?! — крикнул он.
Мэри улыбнулась.
— Надеюсь, этот шест для тебя достаточно длинный! — выкрикнул кто-то еще и захохотал.
Кто это сказал? Может быть, тот рыжий сзади — некоторые из этих мужчин были ей незнакомы. Но они явно знали ее. Мэри прибавила шагу; ее сердце заколотилось. Возможно, сегодня они говорят такое всем женщинам — все цветет и зеленеет и сезон сальных шуточек в разгаре.
«Никакой опасности нет, — напомнила она себе. — Мне еще нет шестнадцати, и я девственница без всякого прошлого. Моя единственная тайна — то, что я помолвлена с Дэффи Кадваладиром, двадцати лет, слугой и вполне достойным молодым человеком».
Нет ничего невозможного.
Мэри не знала, какое из деревьев — рябина, и стала ломать все подряд. Если принести домой всего понемногу, то точно не просчитаешься, решила она.
Сзади хрустнула ветка, и она обернулась. Дэффи, с сияющим, как римская свеча, лицом, смотрел на нее и улыбался.
— Ты что, за мной подглядываешь? — строгим голосом спросила Мэри.
— Миссис Джонс послала меня помочь донести твою корзину.
— Ничего она тебя не посылала!
— А вот и посылала!
— Значит, она все знает.
Дэффи подошел поближе и ткнулся щекой ей в губы.
— Она невероятно романтичная особа.
— Она не может знать, — встревоженно возразил он. — Я не говорил никому ни слова. Мы же договорились — никому до Рождества.
— Но у нее есть глаза, — заметила Мэри. — Да это прямо витает в воздухе. Посмотри — каждая птаха и каждая травинка в этом лесу ищет себе пару. Такое время.
Он молча высвободил из-под накрахмаленного чепца ее длинные темные волосы и уткнулся в них лицом. Его горячее дыхание обжигало ее затылок. И вдруг, первый раз в жизни, Мэри ощутила
Может быть, это и в самом деле такое время — все цветет, все стремится соединиться? Или дело в том, какие ласковые у него пальцы? Ее била крупная дрожь. Нельзя было терять ни секунды. Она рванула пуговицы на его панталонах; одна с треском отлетела в кусты.
— Подожди, — задыхаясь, прошептал Дэффи.
Она ничего не ответила. К чему? Растрепавшиеся волосы лезли ей в глаза. Она уже не заботилась о том, что выдаст себя своей прямолинейностью, что ее пальцы действуют с заученной легкостью шлюхи. Все, что сейчас имело значение, — удержать этот трепет внутри, ухватиться за него, пока он не исчез навсегда.
Она оказалась сверху, потом они поменялись местами. В его парике была какая-то труха и прутики, ее каблук запутался в плетях плюща. Вокруг стоял ошеломляющий, пьянящий запах раздавленных цветов. Его губы все время двигались, будто он пил из невидимой бутылки сладкое вино, а ноги подрагивали.