— Дэфф, — Гвинет наконец нарушила молчание, — ты знаешь, то, что между нами происходит…
Его лицо расплылось в улыбке.
— Можешь больше ничего не говорить.
— Но…
— Гвин, — перебил Дэффи. Он взял ее руку и сжал в своих ладонях. Она попыталась отдернуть ее, но Дэффи не дал. — Тебе нечего бояться.
Она закусила розовую губку.
— Два года назад, в День святого Иоанна, мы прекрасно друг друга поняли. И, как я думаю, все по-прежнему продолжается.
Гвинет открыла рот и снова закрыла. Узкий солнечный луч упал на мокрую мостовую, и он заговорил живее и громче, словно кто-то его приободрил.
— Я не всегда буду слугой. Через пару лет я буду сам себе хозяин… и у меня будет порог, через который я смогу тебя перенести.
Гвинет моргнула, и Дэффи заторопился.
— И еще я хочу тебе сказать, моя дорогая Гвинет, — он сжал ее ладонь еще сильнее, — что беды, постигшие твою семью, никак не повлияют на мое решение. Все переменится, нужно просто проявить терпение.
Она все же выдернула руку из его влажных ладоней.
— Дэфф… мне очень, очень жаль, — сдавленно произнесла она.
Он уставился на нее.
— Мы… не то чтобы мы друг друга поняли тогда, верно? Мы беседовали о разных вещах, но сказать, что мы договорились…
Да него наконец дошло, почему она ведет себя так странно. О, что за сердце у этой девушки! Словно золотое яблоко! Она не хочет, чтобы он был связан обещанием, боится утянуть его за собой вниз. Как будто жениться на ней, лелеять и оберегать ее не было его самым огромным желанием! Он почувствовал, что снова улыбается.
— Меня обещали Дженнету Гелдеру. — Гвинет опустила глаза.
Ноги Дэффи продолжали двигаться помимо его воли; он шел по улице как петух с отрубленной головой. Он взглянул на Гвинет. Как, почему она могла сказать такую вещь?
— Это будет в октябре, после урожая.
Он наконец разлепил губы.
— Но мы же поняли друг друга…
— Мы просто… увлеклись.
— Увлеклись? — повторил Дэффи. Он был словно в тумане. Нужно собраться с силами, мелькнуло у него в голове. — И ты выйдешь замуж за Дженнета? За человека, который зарабатывает себе на хлеб, отрезая яйца у хряков?
Гвинет вспыхнула — то ли от его грубости, то ли от стыда за собственное предательство, тут он сказать не мог.
— Он взял моего отца в компаньоны, — еще тише проговорила она.
Понятно.
— Отец сказал, ты ему очень нравишься, но мы должны прислушаться к разуму. Понимаешь?
К разуму? До сих пор за разум всегда отвечал он. Он научил ее вести разумный разговор, слушать доводы другого и приводить свои.
— Сейчас ты слуга, — пробормотала Гвинет. — А слуга жениться не может.
— Но у меня большие планы…
— Мечты, — мягко поправила она.
Дэффи отвернулся. Он вдруг увидел себя таким, каким его видят все остальные: слуга с жалованьем десять фунтов в год, которому слегка маловат парик.
За ужином миссис Эш придирчиво оглядела поникшего Дэффи. Его плечи были опущены, и он не отрывал глаз от тарелки. Вот тебе и благотворное влияние чтения, подумала она. Такой образованный, постоянно за книгами — и не может обрести утешения, которое ей дарует одна-единственная, главная Книга.
Гетта попыталась вывернуться из ее рук.
— Сиди спокойно, милая, — мягко сказала миссис Джонс.
— Но я хочу к Мэри.
Лондонская девчонка с невинным видом подняла взгляд — как будто она не перемигивалась с девочкой последние полчаса.
Миссис Эш почувствовала, как ее рот наполнился горечью. Она поковыряла вилкой соленую треску. Конечно же она нужна этой семье. У нее есть мудрость, которая приобретается только с возрастом, жизненный опыт, в конце концов, набожность. А у новой девчонки ничего этого нет, ведь так? Она посмотрела на косынку, прикрывавшую упругую молодую грудь Мэри Сондерс. Эта грудь никогда не кормила ребенка, не знала прикосновения жадного младенческого рта. Эта девушка и понятия не имеет, что такое быть нужной.
Гетта снова завертелась и сползла под стол. Через несколько секунд ее белокурая головка вынырнула на другом конце. Ухмыляясь во весь рот, девочка устроилась между Мэри и Дэффи, который даже не обратил на нее внимания. Все дети — предатели, подумала миссис Эш. Они целуют тебя в щеку, словно Иуда, а сами смотрят через плечо.
— Не шали, Гетта, — пробормотала миссис Джонс.
— Почему ты хочешь сидеть с Мэри? — без особого интереса спросил мистер Джонс, очищая картофелину.
Гетта показала свои детские зубки.
— Потому что от нее лучше пахнет.
— Гетта! — Миссис Джонс резко встала, перегнулась через стол и шлепнула дочь по руке. Та немедленно заревела в ответ.
Мэри Сондерс украдкой посмотрела на Гетту и ослепительно ей улыбнулась. Миссис Эш чувствовала ее запах прямо с того места, где сидела: испорченные фрукты, и спирт, и еще что-то невообразимо порочное.
Повысив голос, чтобы перебить всхлипывания Гетты, миссис Эш спросила:
— Что станет с глазом, насмехающимся над отцом и пренебрегающим покорностью к матери?
Лондонская девчонка дико взглянула на нее, словно кормилица внезапно сошла с ума. Явно не знакома с Писанием, отметила миссис Эш.
— Ну, Гетта? Что случится с этим глазом?
Гетта проглотила слезу и наморщила личико, пытаясь припомнить.
— Вороны?