Падшие

Люси и сама собиралась прояснить кое-что насчет Даниэля. Или, если уж не прояснить то, по крайней мере, завести разговор, и посмотреть на его реакцию, чтобы убедиться что он не считает ее ненормальной. Хотя бы узнать что такое это странное фиолетовое свечение. И сны, от которых она не могла, или не хотела, избавиться. Даниэль привел ее к той части кладбища, где Люси никогда прежде не бывала. Светлое, ровное место, в котором росли два старых персиковых дерева. Их стволы прихотливым образом изогнулись друг к другу, и теперь отчетливо напоминали силуэт сердца. Они остановились под самым средоточием переплевшихся ветвей и Даниэль тесно переплел свои пальцы с ее. Вокруг стояла тишина, которую нарушал только стрекот сверчков. Люси представила как в это же время в столовой все остальные заняты поглощением картофельного пюре со своих лотков, посасывая густое тепловатое молоко через соломинку. Ей показалось, что они с Даниэлем сейчас находятся в другом пространственном измерении, не в том где осталась школа "Меча и Креста". Весь мир для нее сейчас заключался в ощущении его рук, обнимавших ее, блеске его волос в лучах заходящего солнца, в мягком свете его теплых серых глаз — все остальное было так далеко.

— Я не знаю с чего начать, — сказал он, сжимая сильнее, будто массируя, ее пальцы. — Тебе предстоит узнать очень многое. И я обязан сделать это правильно.

Также как она хотела, чтобы слова Даниэля были простым признанием в любви, Люси прекрасно понимала, что он собирается рассказать ей о чем-то очень важном, о том, что могло не только многое объяснить в странном поведении Даниэля, но и сильно её расстроить.

— Может попробуешь что-то вроде "у меня есть плохая и хорошая новость?" — предложила она.

— Хорошая мысль. Что ты хочешь услышать сначала?

— Ну, большинство людей, сначала, хотят узнать хорошие новости.

— Может быть, это и так, — сказал он. — Но ты не слишком-то похожа на обычных людей.

— Ладно, тогда давай плохую.

Он закусил губу. — Тогда пообещай мне, что не уйдешь прежде, чем я доберусь до хорошей?

Она не собиралась уходить. Только не тогда, когда он не отталкивал ее, а обещал дать ответы на длинный список вопросов. Рассказать о том, что они с Пенни разыскивали уже в течение последних нескольких недель. Он прижал ее руки к своей груди и удерживал их возле самого сердца.

— Я собираюсь сказать тебе правду, — сказал он. — Можешь мне не верить, но ты имеешь право знать. Даже если это тебя убьет.

— Хорошо. — Внутренности Люси сплелись в один кровоточащий узел боли, и она почувствовала как у нее начали дрожать колени. Она была рада, что Даниэль уговорил ее присесть.

Он качнулся назад, затем вперед, потом сделал глубокий вдох. — В Библии…

Люси застонала. Это была непроизвольная реакция, словно условный рефлекс на любое напоминание о Воскресной школе. Кроме того, она хотела обсудить их самих, а не вести высокоморальные разговоры на теологические темы. Библия не давала ответов ни на один из ее вопросов о Даниэле.

— Просто выслушай, — сказал он, буравя ее взглядом. — Так вот, в Библии… Ты помнишь, там сказано что Создателя следует любить более всего на свете? Любить и верить в его мудрость без всяких оговорок и не взирая ни на какие суровые испытания?

Люси пожала плечами. — Наверное.

— Хорошо. — сказал Даниэль, пытаясь подобрать правильные слова. — Это требование применимо не только к людям.

— Что ты имеешь в виду? К кому же? К животным?

— Иногда, конечно, — сказал Даниэль. — Как и к змею. Он был проклят после того, как соблазнил Еву. Проклят и изгнан из Рая, чтобы вечно скользить по земле.

Люси задрожала, вспоминив Кэма. Змея. Их пикник. То ожерелье. Она дотронулась до своей голой шеи, радуясь, что сейчас на ней нет подарка Кэма.

Он пробежался пальцами по ее волосам, по ее шее. Она вздохнула, пребывая в состоянии блаженства.

— Я хочу сказать… Я думаю… Можно сказать, что я тоже по своему проклят, Люси. Я был проклят на долгое, долгое время. — Он говорил так, будто мог чувствовал горечь исходящую от его слов. — Однажды я сделал выбор, когда поверил во что-то и все еще верю, хотя…

— Я не понимаю, — сказала она, качая головой.

— Конечно, ты не понимаешь, — сказал он, опускаясь на землю рядом с ней. — И у меня не самый лучший послужной список, чтобы правильно объяснить тебе это. — Он почесал затылок и понизил голос, будто говорил сам себе. — Но все, что я могу сделать, это попытаться. Ничего не происходит…

— Хорошо, — сказала она. Он уже сбил ее с толку, а ведь до сих пор практически ничего еще не сказал. Но она старалась выглядеть бодрее, чем она себя чувствовала.

— Я влюблялся, — объяснил он, беря ее руки в свои и сильно сжимая. — Много раз. И каждый раз, это заканчивалось катастрофой. Снова и снова.

Его слова вызвали у нее дурноту. Люси закрыла глаза и отдернула руки назад. Он уже говорил ей это. В тот день на озере. Он был разбит. Он обжегся. Зачем вспоминать этих других сейчас? Это ранило тогда и еще больше ранило ее сейчас, как острая боль в ребрах. Он снова сжал ее пальцы.

— Посмотри на меня, — умолял он. — Самым трудным было то, что…