– Ну, милая моя, причина, по которой ты возвращалась сюда снова и снова, в том, что во все прежние разы, когда ты рождалась, тебя воспитывали в набожности. Теперь же, поскольку родители не стали тебя крестить, твоя душа осталась открытой для притязаний всех желающих.
Она театрально пожала плечами.
– Никакой церемонии крещения, иначе говоря, посвящения тебя в религию. А значит, никаких перерождений. Маленькая, но существенная лазейка в твоем цикле, Люс..
Не на это ли намекали Арриана и Габби? Виски у девушки заломило от боли. Пелена красных точек застила ей взгляд, в ушах звенело. Она медленно моргнула, но даже это легкое движение век прогремело в голове, словно взрыв. Ее едва ли не радовало, что, по крайней мере, она лежит. Иначе просто упала бы в обморок.
Если это и правда конец… Но, нет, не может быть. Мисс София низко-низко склонилась к ее лицу, брызгая слюной одновременно со словами.
– Когда ты сегодня умрешь, то умрешь окончательно. Канешь в небытие. Так-то вот. Это конец. В нынешней жизни ты оказалась глупой, самовлюбленной, невежественной, испорченной девчонкой, полагающей, что судьба мира зависит от того, удастся ли ей пойти на свидание с симпатичным одноклассником. Даже если твоя смерть не приведет к столь долгожданным, блистательным и грандиозным последствиям, я все равно буду счастлива тебя убить.
На глазах у девочки она подняла клинок и проверила пальцем лезвие.
Голова Люс шла кругом, ведь за этот день ей пришлось освоить огромное количество информации, исходившей от множества людей. И вот теперь над ее сердцем занесен кинжал. В глазах снова потемнело. Острие кольнуло кожу. Мисс София принялась прощупывать ее тело вдоль грудины в поисках просвета между ребрами. Люс решила, что в сводящих с ума словах женщины есть своя доля правды. Вложить столько надежд в могущество истинной любви, которую, по озущениям, она едва начала осознавать, наивно ли это? В конце концов, истинная любовь не сможет выиграть битву снаружи. Возможно, ей даже не удастся спасти девушку от смерти на этом алтаре.
Но она должна. Сердце Люс по-прежнему билось ради Дэниела и будет биться до тех пор, пока это не изменится. Что-то в глубине ее души будет верить в любовь, способную изменить ее к лучшему, превратить их с Дэниелом в нечто великолепное и благое.
Девушка вскрикнула, едва кинжал проткнул ей кожу, а потом от потрясения, когда витражное окно над ее головой будто разлетелось осколками, и воздух заполнили свет и звук.
Глухой величественный гул. Ослепительное сияние.
Значит, она все-таки умерла.
Лезвие погрузилось глубже, чем ей показалось. И теперь Люс отправится в мир иной. Как еще объяснить пылающие переливчатые фигуры, спускающиеся с неба и парящие над ней, водопад искр, небесное сияние? В теплом серебристом свете было трудно что-либо четко разглядеть. Скользя по коже, свет ощущался мягчайшим бархатом, сахарной глазурью на торте. Веревки, стягивающие руки и ноги, ослабли и опали. Тело, или, может быть, душа, освободилось, готовое воспарить к небу.
До Люс донесся голос мисс Софии.
– Только не сейчас! – блеяла та. – Слишком рано!
И библиотекарша выдернула клинок из ее груди. Люс часто заморгала. Ее запястья развязаны, лодыжки свободны. Крошечные осколки синего, красного, зеленого и золотистого стекла усеивали тело, алтарь и пол под ним. Когда она их смахнула, ладонь обожгло болью, а на коже остались тонкие следы крови. Сощурившись, девушка подняла взгляд на зияющую в потолке дыру.
Значит, не мертва, а спасена. Ангелами. Дэниел пришел за ней.
Где же он? Она почти ничего не видела. Хотелось на ощупь брести сквозь свет, пока пальцы не найдут его и не сомкнутся в замок за его шеей, чтобы больше никогда не отпускать.
Но вокруг мелькали лишь живые переливчатые фигуры. Комната словно напонилась горящими перьями. Они слетались к Люс, выбирая участки тела, где она порезалась битым стеклом. Мазки прозрачного света, казалось, каким-то образом смывали кровь с ее рук и неглубокой ранки на груди, пока не исцелили полностью.
Мисс София отбежала к дальней стене и теперь судорожно обшаривала кирпичную кладку в поисках потайной двери. Девушке хотелось ее остановить, чтобы та ответила за совершенное или едва не совершенное ею, однако потом часть серебристого мерцания приобрела легчайший лиловый оттенок и принялась очерчивать контур фигуры.
Четкая пульсация сотрясла комнату. От столь блистательного света, способного, пожалуй, затмить солнце, стены зарокотали, а свечи закачались, мерцая, в высоких бронзовых подсвечниках. Зловещие гобелены захлопали по каменной кладке. Мисс София съежилась, зато Люс трепетное сияние показалось не более чем глубоким массажем, проникающим до самых костей. А когда сгустился свет, распространяя тепло, он сложился в знакомую и нежно любимую фигуру.
Перед Люс, заслоняя алтарь, стоял Дэниел, босой, без рубашки, в одних только белых полотняных штанах. Он улыбнулся ей, закрыл глаза и раскинул руки в стороны. Затем, робко и очень медленно, будто опасаясь ее спугнуть, глубоко выдохнул, и его крылья начали разворачиваться.