– На маленький островок у побережья, – историк показывал вдаль в сторону моря, где горизонт еще терялся во мраке. – Это не слишком далеко.
– Мистер Коул, вы встречались с моими родителями?
– Очаровательные люди.
– Смогу ли я, словом, мне бы хотелось с ними поговорить.
– Разумеется. Мы что-нибудь придумаем.
– Они ни за что не смогут поверить во все это.
– А ты можешь? – спросил он, лукаво улыбнувшись, когда самолет взмыл выше.
В этом-то и суть. Она должна верить во все это. От первого мрачного явления теней до мига, когда их с Дэниелом губы встретились, до Пенн, лежащей замертво на алтаре придела. Всего этого не могло не произойти в реальности.
Как иначе ей удастся продержаться до тех пор, пока она вновь не увидится с Дэниелом? Люс сжала медальон на шее, хранящий память о целой жизни. Дэниел напомнил о том, что память со временем ей откроется.
Люс не знала, что обнаружит там, как, впрочем, не ведала и того, куда везет ее мистер Коул. Но утром в приделе, стоя рядом с Аррианой, Габби и Дэниелом, она ощутила себя частью чего-то. Не потерянной, испуганной и покорной, а будто значимой не только для Дэниела, но и для всех них.
Она глянула в ветровое стекло. По идее, они уже должны были миновать солончаки, и дорогу, по которой ее везли в тот ужасный бар на встречу с Кэмом, и длинную ленту песчаного пляжа, где она впервые поцеловала Дэниела. Теперь они летели над открытым морем, к своей цели, скрывавшейся где-то там, впереди.
Никто не явился немедленно, чтобы сообщить, что по-прежнему остаются битвы, в которых ей придется сражаться, однако Люс ощущала в себе это знание, ведь они находятся в самом начале чего-то долгого, важного и трудного.
Вместе.
И неважно, будут ли битвы ужасными, искупительными или теми и другими, Люс больше не хотелось быть пешкой. Странное, неведомое доселе, чувство медленно разливалось по ее телу, пропитанное всеми ее прошлыми жизнями, любовью, которую она питала к Дэниелу, и которая прежде угасала столько раз.
От этого чувства захотелось встать рядом с ним и сражаться. Сражаться за то, чтобы оставаться в живых достаточно долго и прожить с ним рядом целую жизнь. Сражаться за единственное, что казалось стоящим, благим, возвышенным, могущественным. Словом, чтобы ради этого рисковать всем.
Ради любви.
Эпилог. Два великих светила
Всю ночь он следил за ее беспокойным сном на узкой брезентовой раскладушке. Единственный армейский зеленый фонарь, висящий на одной из низких потолочных балок бревенчатой хижины, озарял ее фигуру. Мягкое сияние высвечивало ее блестящие черные волосы, разметавшиеся по подушке, и щеки, гладкие и розовые после умывания.
Всяуий раз, когда морские волны с ревом накатывали на заброшенный пляж, она переворачивалась на другой бок. Ее футболка настолько плотно обтягивала тело, что, когда тонкое одеяло сбилось, он сумел различить крохотную ямочку на ее нежном левом плече. А прежде он столько раз целовал ее.
Она, то вздыхала во сне, то дышала ровно, то стонала откуда-то из глубин сновидения. Но от удовольствия или от боли, он не мог сказать. Дважды она позвала его по имени.
Дэниелу хотелось спуститься к ней. Оставить насест на запорошенных песком старых ящиках из-под боеприпасов, однако она не может знать, что он здесь, да и вообще где-то поблизости. И что уготовили следующие несколько дней.
Позади, в окне с двойным переплетом, покрытом налетом соли, он краем глаза уловил мелькнувшую тень. Потом услышал легчайшее постукивание в стекло. С усилием оторвав взгляд от нее, Дэниел передвинулся к окну и отпер задвижку. Поток дождевой воды хлынул наружу, вновь объединившись с морем. Черное облако скрыло луну, и на лицо гостя не упало ни единого лучика света.
– Я могу войти? Кэм опоздал.
Хотя тот вполне был способен просто появиться из пустоты рядом с Дэниелом, тем не менее, шире открыл створку окна, позволяя ему протиснуться внутрь. В эти дни требовалась не меньшая формальность. Для обоих было важно ясно продемонстрировать то, что Дэниел именно пригласил Кэма войти.
Лицо Кэма по-прежнему скрывалось в тени, но не было заметно, что он преодолел под дождем несколько тысяч миль. Темные волосы и кожа оставались сухими, золотые крылья, теперь небольшие и плотные, – были единственной светящейся частью. Будто их выковали из чистейшего червонного золота. Хотя он аккуратно сложил их за спиной, когда присел рядом с Дэниелом на растрескавшийся деревянный ящик, их будто потянуло к переливчато-серебряным крыльям второго ангела. Таков естественный порядок вещей, необъяснимое доверие. Дэниел не мог отодвинуться ни на дюйм, не отказавшись от возможности беспрепятственно смотреть на Люс.
– Она так прекрасна, когда спит, – тихонько заметил Кэм.
– И поэтому ты хотел, чтобы она уснула навеки?
– Я? Да никогда. И я бы убил Софию за ее попытку, но не позволил ей свободно сбежать, как поступил ты.
Кэм подался вперед, поставив локти на ограждение чердака. Внизу Люс натянула повыше одеяло.
– Я просто хотел ее. Сам знаешь, почему.
– Тогда мне очень жаль, поскольку в финале тебя ждет разочарование.