Падшие

Строя планы с Финном, я не учла одну вещь: что я буду карабкаться по стенам крепости с чемоданчиком, а ведь для карабканья мне нужны обе руки. Уже собираясь покидать квартиру Финна, я осознала, какую это вызовет проблему.

Перед уходом я пошарилась в квартире, пока не нашла то, что могло мне пригодиться — один из кожаных ремней Финна. Я проколола там новую дырочку, чтобы как можно крепче пристегнуть к себе чемоданчик.

В тенях я прижала чемоданчик к груди, и моё сердце пропустило удар. Что, если я слишком туго затяну ремень? Что, если я активирую переключатель?

А теперь мне предстояло действительно пристегнуть чемоданчик к груди.

Я уже не чувствовала себя уверенной в этом плане. Закрыв глаза, я вызвала в памяти ту фотографию — изображение, которое привело меня сюда.

Я делала это для Элис.

Я наклонилась вперёд и постучала по каменной стене на удачу.

— Ладно, Вороний Король, — прошептала я. — Я могу это сделать.

Я подняла чемоданчик к груди, затем придавила его подбородком, чтобы удержать на месте. Мне казалось, что мои колени вот-вот подкосятся.

«Ох бл*дь, ох бл*дь».

В моём сознании промелькнули образы того, как чемоданчик падает, и взрывчатка разрывает моё тело на куски. Моя кровь и кости смешаются со старыми Довренскими камнями и похоронят меня под обломками. Каскады страха на мгновение завладели моими мыслями, и я едва не выронила чемоданчик.

«Соберись, Лила».

Это ради Элис и всех будущих «Элис», которых я могла спасти.

Всё ещё придерживая чемоданчик подбородком, я обернула кожаный ремень вокруг своей талии, захватив в эту петлю и чемоданчик, и всё это время шепча про Вороньего Короля. Сумев подхватить рукой чемоданчик, я прерывисто и протяжно выдохнула. Теперь я могла удерживать его не только подбородком. Но не слишком крепко, ибо «слишком крепко» означало смерть.

Наконец, я продела кончик ремня в пряжку и застегнула. Я посмотрела на возвышавшуюся передо мной стену. Сколько раз я карабкалась по стенам Доврена? Как минимум сотни. И всё же с бомбой, пристёгнутой ко мне, стена как будто тянулась вечно, уходя в ночное небо.

Лучше приступать к делу.

Я стиснула зубы и начала впиваться пальцами в зазубрины между камнями, подтягиваясь выше. Я выбрала самую скрытую стену башни, в северо-западном углу. Здесь я полностью находилась в тени.

С каждым вздохом, с каждым ударом сердца мне казалось, что лишь секунды отделяют меня от соскальзывания и удара о стену. Когда мои бёдра меняли положение, они задевали и слегка подбрасывали чемоданчик. «Осторожно, Лила».

Когда я подобралась ближе к вершине, передо мной встала новая проблема: перемахнуть через верх стены будет чрезвычайно сложно, ведь нужно не ударить чемоданчиком о камень.

В моём сознании замелькали образы: Элис ведёт меня на крышу, показывает на звёзды и произносит их названия. В ночи, когда мама работала допоздна, мы с Элис оставались вдвоём, и тогда были бесконечные истории о прошлом Альбии — легенды, исторические рассказы, некоторые наши выдумки.

Когда Самаэль рассёк своим клинком её шею, он наверняка вообще ничего о ней не знал. Ему было наплевать. Элис всегда была свойственна некоторая безжалостность, но она оставалась верной близким ей людям. Когда мы были детьми, и два мальчика покрупнее, жившие по соседству, угрожали утопить меня в Тёмной Реке, она сломала им руки. А когда старый сосед-извращенец зажал меня в углу, она шарахнула его по голове железной сковородкой. А потом рассказала его жене.

Самаэлю не было никакого дела до того, что она пела во всё горло. Самаэлю было всё равно, что Элис хохотала так сильно, что аж хрюкала, и что она могла так точно пародировать мистера Вентворта, что как-то раз я даже описалась со смеху.

Я всегда думала, что увижу её вновь. Даже когда нашла её подвеску в комнате с засохшей кровью на окне. Почему-то я всё равно думала, что она жива.

Потому что её смерть была немыслимой. И как она могла умереть так, что я не почувствовала и не узнала? Мы всегда были двумя сторонами одной монеты. Элис — на свету, в свирепом центре внимания. Я — в её тени и рада быть там. И нас объединяла одна любовь к этому старому городу и истории, погребённой под землёй.

Как-то раз она сказала мне, что будет королевой, и во взрослом возрасте я осознала, что вроде как поверила в это. Ей суждено быть королевой.

Самаэль видел лишь смертную, хаос людей. Он рождён убивать, и это всё, что имело для него значение.

Здесь, в этот момент тишины, это ранило меня так, будто зарубили меня саму. Её потеря ощущалась как утрата собственной конечности.

Мои руки и ноги снова затряслись, но я почти добралась до вершины.

Страх, курсировавший по моим нервным окончаниям, ощущался как какой-то яд, разъедавший изнутри. А с ним приходило и пронизывающее одиночество. Что бы ни случилось дальше, я оставлю позади привычную мне жизнь.