Падшие (ЛП)

— Не в коме, — говорит Слоан. — У тебя была высокая температура. Инкогерентность (прим. пер.: Инкогерентность — бессвязность мышления и речи, проявляется тем, что в высказываниях отсутствуют как логические, так и грамматические связи). Долгий сон.

Она ухмыляется.

— Ты был в беспамятстве, но приходил в себя на некоторое время.

Я не хочу знать, почему она находит это таким забавным. Наверное, я кудахтал, как курица или что-то вроде этого дерьма. Надеюсь, Майкл был занят, иначе он записал все это на мобильный. Мудак.

Как по команде, дверь в мою комнату открывается, и входит сам мужчина. На нем нет пиджака, рукава рубашки закатаны до локтей.

— Наконец-то, — вот и все, что он говорит.

— Да. Наконец-то.

— Слоан сказала, что сегодня ты окончательно придешь в себя, — шепчет Лейси, приближаясь.

Она колеблется в течение секунды, прежде чем сдаться и решить какого черта ей делать. Она осторожно садится на край кровати с противоположной стороны от Слоан.

— Она не оставляла тебя, — говорит она, кивая на Слоан. — Все это было очень похоже на Флоренс Найтингейл (прим. пер.: Флоренс Найтингейл — 1820-1910 гг., сестра милосердии, создательница самостоятельной сестринской профессии, общественный деятель Великобритании).

Слоан бросает на нее смущенный взгляд, ее щеки краснеют.

— Да, мы не оставляем больных пациентов, когда они нуждаются в наблюдении.

На лице Лейси появляется странное выражение. Она смотрит на нас, переводя взгляд с меня на Слоан, потом снова на меня, а потом вздыхает. И, кажется, очень довольна.

— Вы двое очень странные. Ты, — она тычет меня в ногу, — заботишься о ней. А ты, — она тычет пальцем в Слоан, — заботишься о нем. Какого черта вы ходите вокруг да около, как первокурсники в старшей школе во время первого танца?

Я мог бы, бл*дь, задушить ее. Майкл прочищает горло, почесывая подбородок, говорит:

— Хорошо. Ну ладно, — и снова выходит из комнаты. У нас есть молчаливое соглашение, что мы не говорим об эмоциях и девчачьем дерьме — это заставляет его чувствовать себя так же неловко, как и меня. Это чертовски неудобно. По крайней мере, когда это исходит из уст Лейси.

— Ты не дашь нам минутку, Лейс? — спрашиваю я.

Обычно этого было бы достаточно, чтобы вывести ее из себя, но она, кажется, вполне довольна тем фактом, что я жив. Она делает то, о чем я ее прошу, и уходит, мой свитер такой длинный на ней, что почти доходит до колен.

— Она спала здесь, — тихо говорит Слоан.

О Боже. Находиться со мной в одной комнате, пока я сплю? Это п*здец как опасно. Я мог причинить ей боль. Если бы был не в беспамятстве, а в бреду, мог бы убить ее.

— Я... — не знаю, как спросить. Может быть, Лейси надела мой гигантский свитер, потому что я напал на нее, и она вся в гр*баных синяках.

— Нет, нет. Не волнуйся. — Слоан качает головой. — Ты был слишком слаб, чтобы поднять голову, не говоря уже о том, чтобы швырнуть кого-нибудь через всю комнату.

Я смотрю на нее и вижу, что она выглядит усталой. Совершенно измученной.

— Ты тоже спала здесь? — спрашиваю я, хотя знаю ответ.

Она нигде не спала. Похоже, она вообще не спала. Она пожимает плечами.

— Как я уже сказала, врач не оставляет пациента, который нуждается в наблюдении.

Я хмыкаю.

— Так это не потому, что ты боялась, что я умру, и паниковала, как сумасшедшая?

Ее глаза слегка расширяются. Ей следовало бы уже знать, что я не люблю угадывать эмоции людей. Особенно когда вижу их достаточно ясно. Никогда не понимал, почему люди, бл*дь, скрывают то, что думают или чувствуют. Это бессмысленно. Это их ни к чему не приведет, мне это также не помогает.

— Да, — говорит она, поднимая подбородок. Честность настолько нова для нее, что она все еще думает, что это самый трудный путь, а на самом деле, самый легкий. — Ладно, да, я волновалась. Более чем волновалась. Я не хотела, чтобы ты умер.

— Хорошо.

— Хорошо? — она смеется, качая головой. — Ты даже не представляешь, через какое дерьмо мы прошли за последние несколько дней, ожидая, что с тобой все будет в порядке. Мне пришлось украсть плазму с работы. Меня могут уволить, если узнают, что я это сделала. У меня был…

Я оборвал ее.

— Стоило ли это того?

Мгновение она смотрит на меня с открытым ртом.

— Стоила ли кража с работы того, чтобы тебе стало лучше? — спрашивает она.

Я киваю — еб*чая головная боль — немного приподнимаюсь на кровати.

— Да. Стоило ли рисковать своей работой и репутацией, чтобы спасти меня?

На этот раз она не задумывается.

— Да.

— Тогда хорошо. Я рад, что мы на одной волне.

Нежный красный румянец начинает подниматься от ее шеи, окрашивая щеки и делая кончик носа розовым. В сочетании с напряженной линией ее губ, я думаю, что вывел ее из себя.

— То есть тебе наплевать на мою работу, ты это хочешь сказать? — требует она.

Она думает, что я веду себя как придурок, говоря ей, что ценю свою жизнь выше всего, что может иметь для нее значение.