Перед глазами возник их обеденный стол в Сиднее. Ной сортировал фруктовые колечки по цвету. Зеленые нравились ему больше всего. Молочные усы. Серые школьные брюки.
Пленка с камер видеонаблюдения: сын забирается на перила торгового центра. Летит вниз в замедленной съемке. Клоун тянется, чтобы поймать его.
Мозг Ноя на полу морга.
Незнакомые лица на похоронах. Вспышки камер.
Маленькие голубые памятные ленточки, развешанные по Джеймсбриджу.
Клэр отвернулась от него в ванкуверском книжном магазине…
Последний образ вызвал больше всего боли. Маршаллу хотелось вернуться в тот вечер и заключить ее в объятия. Поцеловать, как раньше, до того, как все покатилось к черту.
Клэр смотрит на него поверх миски с массаман-карри.
Ее лицо искажено в родовых муках, она вцепилась в руку мужа. Тогда Клэр ругалась, как матрос, ей пришлось наложить швы. Плач их новорожденного сына.
Флешка падает из прорехи на спине плюшевого медведя. Лучше бы он никогда ее не находил, никогда не вставлял в компьютер. Письма. Сайты.
Поездка в Норт-Бенд и первый взгляд на гору Си, ужасное ощущение страха, корчащегося в желудке. Он не хотел этого признавать, но думал об убийстве. Вылезающие из орбит глаза, синеющие губы.
Подросток в туманном парке. Наушники айпода, болтающиеся у него на шее.
Глаза Маршалла распахнулись. Он почувствовал желчь на языке. Химический привкус.
Маршалл сидел в твердом кресле, как человек, привязанный к металлическому скелету. Опустошенный.
— Пожалуйста, — прошептал он.
Маршалл повторял это снова и снова, но слово утратило смысл. Одиночество окутало его тишиной — в подвале.
Голая лампочка свисала с потолка на длинном проводе. Пол под ногами Маршалла — ледяной цемент — покрывали жирные пятна и опилки. Затхлый запах напомнил о дальнем буфете на кухне в Сиднее: после переезда он нашел там старый пакет с картофелем. Овощи обросли склизкими зелеными щупальцами и выглядели как зараженные крабы.
Стены в комнате были скрыты поставленными вертикально матрасами. «Звукоизоляция», — решил Маршалл. Эта, вторая, стена тянулась по всей комнате, и подвал казался еще меньше. Лестница находилась в четырех метрах от него, словно дразня. Ступени вели к деревянной двери со стеклянной ручкой.
Повсюду он видел сущность своего похитителя. Работу больного, скорбного разума.
Кактус в горшке с длинными острыми колючками. Матрасы, обернутые полотенцами и простынями с рисунком: блеклый рассвет, японский садик, цветы, Мона Лиза, Уилл Смит из «Дня независимости». Американский флаг был разложен у подножия лестницы. Колючая проволока оплетала комнату, как паучья сеть, в ее шипах виднелись обрывки ткани и окровавленные волосы. В углу находились остатки отсыревшей полки. Огромное распятие — Христос, прибитый к кресту, — было боком прислонено к матрасу.
В центре комнаты находился заплесневелый, проржавевший слив. Двенадцать моделей свисали с потолка, их тени плясали на стенах: аэропланы, динозавры, восточные веера, ловцы снов. Некоторые были простыми по задумке и внешнему виду, в изяществе других проступала аккуратность взрослого. Но наиболее жуткими оказались осколки витражного стекла различных форм и цветов, приклеенные поверх матрасов.
Маршалл не мог объяснить, чем они пугали его. Он просто чувствовал страх.
Осколки горели в свете лампочки, отбрасывая разноцветные тени, окрашивая тело Маршалла желтыми, синими, пурпурными, красными, зелеными всполохами.
Маршаллу показалось, что подвал похож на церковь, разрушенную бомбой. Он сидел в ее центре в полном одиночестве. Хотя и недолго.
Дверь на верху лестницы открылась.
Забрызганные грязью ботинки со стальными носами загрохотали по ступеням. Пистончики серебристых развязанных шнурков постукивали по дереву.
Маршалл собрался с духом.
— Что вам нужно? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и ровно. Не вышло.
Мужчина наступил на флаг и остановился. Он был выше шести футов и на этот раз без рубашки. Широкий ремень с пряжкой в виде серебряного орла поддерживал свободные рыжевато-коричневые брюки. Выпирающий живот. Отвисшие мужские титьки, под которыми скрывались мускулы.
Маршалл подмечал каждую деталь. Если ему удастся сбежать из этого ада, он хотел максимально точно описать все полиции. Пусть поймают этого ублюдка, пытают, посадят в клетку и…
Выбросят ключ.
Нет.
Лучше пусть отдадут его мне.
Маршалл вспомнил, как зашел в мужской туалет на остановке «Грейхаунда» в Ванкувере. Закрыв дверь в кабинку, он увидел криво нацарапанное на ней граффити. Оно гласило:
Из вещей, что утратил я, знаю,
По рассудку сильней всех скучаю.
Некий доморощенный философ сидел на нечистом престоле и делился мудростью, справляя нужду, без сомнения под ужасную фоновую музыку, пока парни передергивали в соседних кабинках. Вспомнив об этом, Маршалл решил, что уже слышал стишок, хотя не мог назвать автора. Уайльд? Может, Твен? Уже неважно. Маршалла испугала его пропахшая дерьмом пророческая суть.
По рассудку сильней всех скучаю.
— Пожалуйста, отпустите, — сказал Маршалл, но не добился ответа.