Падшие в небеса. 1937

Чувство голода подкралось как-то неожиданно и набросилось на желудок. Клюфт вспомнил, что сегодня даже не пообедал. Растерев ладони друг о друга, пытаясь согреть озябшие кисти рук, Павел подошел к примусу. Через минуту колдовства над этим «чудом техники» маленькие лепестки синего пламени гудели на конфорке. Павел поставил чайник на огонь. Достал с подоконника, на котором в углу намерз лед, кусок сала, порезал его на мелкие пластики. В буфете оказалась краюха черного хлеба.

Павел поднес черствую корку к лицу. Втянув ноздрями воздух, зажмурил глаза. Он любил нюхать хлеб. Его запах возвращал в детство. Этот теплый мякиш и аромат сдобы. Привкус ванили и яркий свет. Клюфт один раз в своей жизни ел настоящий большой торт! Это было очень давно. Так давно, что Павел даже не помнил, сколько было ему лет. То ли три, то ли четыре года. Какие-то смутные, но теплые воспоминания. Большой стол. Высокий фарфоровый чайник. Отец, мать, еще какие-то дети и незнакомые люди. И смех веселый и задорный. Счастливые улыбки. Большой кусок торта. Маленький Паша нюхает этот кондитерский шедевр с красной розой и зелеными лепестками. Крем попадает ему в нос и рот. И запах, этот запах. Почему-то Клюфту всегда вспоминался этот запах, когда он подносил к лицу кусок хлеба. И не важно, что этот кусок был черный и пресный на вкус. Павел все равно всегда вспоминал тот далекий день с большим куском торта.

Чайник закипел. Павел ел хлеб с салом медленно. Насытившись, он налил себе большую кружку чая. Горячий напиток обжег горло. Клюфт скривил лицо. Ему захотелось курить. Папироса в пачке оказалась последней. Павел решил выкурить лишь половинку, чтобы оставить себе на утро меленький окурок. Табак расслабил. Он почувствовал, что его клонит в сон. Клюфт подошел к стене, где висели ходики, подтянул гирьки и подвел стрелки. Маятник равномерно отсчитывал секунды. Павел снял с вешалки шубу и бросил на кровать. Спать в холодной комнате только под одеялом – настоящее мучение. Потушил свет и лег. Долго не мог согреться. Холодная постель никак не хотела впитывать тепло тела. В темноте и тишине каждый шорох отдавался эхом. Вот где-то за окном прошел одинокий прохожий. Скрип его валенок еще долго звучал за замерзшим стеклом. Павел закрыл глаза…

…Едва уловимое шуршание заставило его вздрогнуть. Скрип петель на входной двери. Странно?! Он вроде бы закрыл ее на замок. Но нет, дверь распахнулась. В комнату вошел богослов. Обомлевший Павел вскочил на кровати. Странный человек, снял свой длинный темно-зеленый плащ, и как ни в чем не бывало, включил освещение. Лампочка под потолком в железном абажуре, будто нехотя ночного пробуждения, заморгала, и свет от нее резанул по глазам.

Павел зажмурился. Он с удивлением смотрел на Иоиля. Клюфт поймал себя на мысли, что не пугается. Он не испугался ночного визита этого бродяги. Словно он ждал, что богослов появится у него в комнате.

Иоиль улыбнулся. Он был одет в длинный вязаный свитер серого цвета. Воротник толстой удавкой скрывал горло богослова. Иоиль отодвинул стул, но прежде чем сесть, засунул руку в карман и достал пачку дорогих папирос «Герцеговина Флор». Зеленая твердая упаковка упала на скатерть. Богослов кивнул на стол и мягко сказал:

– Ты, кажется, курить хочешь? У тебя папиросы кончились. Вот, позволь угостить, это хороший сорт, мне сказали.

Павел изумленно посмотрел сначала на пачку, затем на непрошеного гостя:

– А откуда ты знаешь, что у меня кончились папиросы?

– Хм. Да я не знаю. Я догадываюсь. Или что, у тебя есть еще папиросы, я ошибся? Не может быть.

Павел медленно встал. Подошел к столу и взял зеленую пачку. Достал папиросу. Но прежде чем прикурить, понюхал. Богослов внимательно наблюдал за Клюфтом. Пожав плечами, Иоиль вымолвил:

– А вот спичек у меня нет. Не курю я.

– Да ладно, – буркнул Павел.

Клюфт достал из кармана брюк коробок, подкурив, вернулся на кровать. Сел, укутавшись в одеяло. Иоиль смотрел на хозяина добрым и немного хитрым взглядом:

– Ты хочешь спросить, как я зашел? Так ты дверь не закрыл. Я мимо проходил. Вижу, ты не спишь. Вот и решил узнать у тебя, что-то случилось?

Павел сладко затянулся. Он все еще не верил, что это происходит наяву:

– Нет, ты не мог зайти. Я закрывал дверь. И ты не мог увидеть, что я не сплю. Я выключил свет и лежал в темноте. Так что ты меня обманываешь.

– Я не могу тебя обманывать. Если ты мне не веришь, посмотри на замок. Он открыт. И если бы ты его запирал, то я бы был вынужден его сломать. И потом, ты не выключил свет в коридоре. Ты ведь обычно выключаешь свет в маленьком коридоре. А тут забыл. Вот я и увидел и зашел.

Павел пожал плечами. Гость говорил убедительно. Клюфт еще раз смачно затянулся и спросил:

– Тебе опять негде переночевать? Тогда ложись. Спи. Но учти, завтра я рано уйду. А тебя я оставлять не буду в своей квартире. Ты не должен здесь быть. И вообще, ты мне не нравишься. Ты странный человек. Я тебе не доверяю. И тебя нужно сдать в милицию.

– За что? Я ведь ничего плохого не сделал. Вот только переночевал у тебя. За что же меня в милицию? – возмутился богослов.