Падшие в небеса. 1997 год

— Не смей так говорить! Никогда! Слышишь?!! Не смей! Это не выход! И вообще,… играть со своей жизнью это низко и подло по отношению к родным и близким! По отношению к тем, кто тебя любит! Слышишь! Не смей так говорить никогда и даже думать!!!

— Дед, дед! Прости! Прости! — рыдала Виктория, — Но, ты же знаешь, как я люблю Вилора! Зачем мне жить, если его не будет?! Андрон Кузьмич прижал к себе внучку. Он сдавил ее стройное тело и почувствовал, как спазмы от рыданий словно разрывают ее грудь. Маленький погладил Викторию по спине и ласково сказал:

— Вика, будет тебе,… будет. Я сделаю все, что бы ты с ним была счастлива. Все сделаю!

— Правда?! — промычала Вика, уткнувшись деду в грудь.

— Правда, внучка, правда! Обещаю!

* * *

Андрон Кузьмич шел уверенным, быстрым шагом. Прохожие, то и дело оборачивались и глядели в след, и не случайно, старик производил впечатление. Он был одет в строгий деловой костюм. Отутюженные брюки, стерильно белая рубашка и бардовый галстук делали его праздничным пятном на серой будничной улице. Маленький нес в руке большой длинный зонт, больше похожий на трость. Он постукивал им об асфальт, словно слепой пилигрим. «Как быстро летит время! Вот я уже и старик. Совсем древний старик. Молодые девушки смотрят на меня словно на доисторическое животное. А я, я не считаю себя таким. Я считаю себя молодым! Мой мозг не может принять информацию, что я уже старик! Я не произвольно считаю себя все таким же, как был в двадцать или тридцать лет. Почему?! Неужели все старики думают так же как я? Неужели все под конец жизни вот так рассуждают?! Почему человек не хочет признаваться в собственной старости?! Почему?! Может быть, человек не произвольно так хочет продлить себе жизнь? Вроде как, не замечать старость, вроде как, ее и нет, она не наступила. А значит и смерть еще далеко, еще так далеко! Нет, но это самообман! Время не запутать, а смерть не обмануть! Все придет и неизбежно придет! И не надо этого бояться! Это придумали не мы и не нам это отменять! И все-таки… так охота жить… как можно дольше…»

Маленький резко остановился, он обернулся и, посмотрев назад, тяжело вздохнул.

Слегка расслабив галстук, Андрон Кузьмич со всей силы удар зонтиком по асфальту.

«Черт! Я думаю о всякой ерунде! Это уже старческая паранойя! Она засела в мозг и ее уже не вытравишь! С каждым днем этот бред о приближающейся смерти меня будет грызть, точить, поедать! Нет, это все не то! Виктория, я не имею права допустить, что бы она была несчастлива! Вика! Девочка Ей, ей нужна моя мудрость моя помощь!» — Маленький вновь решительно зашагал по улице.

Он знал, что найдет этого человека. Он знал, что это человек, будет ждать его там, на этой лавке, в глубине дальней аллеи парка. Он знал, что они обязательно сегодня увидятся. Он чувствовал это! И он не ошибся! Одинокого старика он заметил издалека. Казалось что он, сидя на лавочке, молится, или медитирует. Руки сложены на коленях ладонями вверх, подбородок как-то нелепо задран, глаза закрыты. Маленький решительно подошел и сел рядом. Но человек даже не вздрогнул, от неожиданного вторжения в его одиночество. «Нас ним разделяет целая пропасть. Но этот человек словно часть моей жизни и мой крест. Он все время рядом. Как я его воспринимаю? Как нечто необходимое. Интересно, что значит по-немецки — Клюфт?» — с грустной усмешкой подумал Маленький.

Они сидели и молчали несколько минут. Первым тишину нарушил Андрон Кузьмич, он не глядя на соседа по лавке, тихо спросил:

— Ты меня ждал?

— Да…

— Странно. Когда в последний раз мы расстались, у меня сложилось впечатление, что ты меня больше не хочешь видеть.

— Обстоятельства изменились. Маленький хмыкнул и тяжело вздохнув, спросил:

— Где твой внук? С ним, что-то случилось? Клюфт тяжело вздохнул и, закрыв лицо ладонями, тихо произнес:

— Он арестован.

— Почему? За что?

— Его подозревают в убийстве. Маленький присвистнул. Он взглянул, на поникшего Павла Сергеевича и удивленно спросил:

— И кого же он убил?

— Не смей! Не говори так! — вскрикнул Клюфт. Он поднял голову и зло посмотрел на Маленького. Тот почувствовал себя виноватым и непроизвольно поежился. Павел Сергеевич покачал головой и грустно добавил:

— Мой внук никого не убивал! Я повторяю, никого,… его обвиняют в убийстве.

— Хорошо. Извини, — виновато пробубнил Андрон Кузьмич. — Так кто убит и почему обвиняют твоего внука?

— Я не знаю,… почему и зачем его обвиняют. Зачем кому то это было надо. Убита его подруга. Они хотели пожениться. И вот…

— Хм, странно,… как это произошло? — Маленький смотрел, куда-то вдаль аллеи.

— Ее нашли зарезанной у нас в квартире, а рядом спал мой внук. Он был пьян. Милиционеры посчитали, что это сделал он. Сейчас он в тюрьме. Вот все что я знаю. Маленький помрачнел, он тяжело вздохнул и, покосившись на Клюфта, осторожно спросил:

— А почему ты считаешь, что это сделал не твой внук?

— Не смей! Я тебе еще раз говорю! Не смей! — вновь вскрикнул Павел Сергеевич.

— Мой внук этого не делал. Он не мог это сделать. Он слишком дорожил этой женщиной!