Падшие в небеса. 1997

– Так, все в порядке, теперь скажите, у вас жалобы какие-нибудь есть? Пожелания? Вы больны, имеете ли какие-нибудь инфекционные заболевания, травмы?

Щукин, помотал головой и устало ответил:

– У меня одно пожелание, скажите, за что меня задержали? И если можно бутылку пива!

– Хм, шутник, – старшина стал совсем мрачным. – Ты завтра перед операми шутить будешь, они тебе все и расскажут, а сейчас поворачивайся. Руки назад и марш прямо по коридору.

Щукин лениво развернулся и тяжело вздохнув, свел руки сзади и зашагал по длинному гулкому коридору. По бокам, словно страшные врезки, зияли проемы дверей тюремных камер, выкрашенных все под один стандарт, в грязно-коричневый цвет. Этот противный колер краски раздражал. Он очень напоминал спекшуюся кровь.

«Почему они красят в такой цвет? Может, что бы действительно не было видно следов крови? Может это наследственное? Может специально приказывают красить именно в такой вот противный кирпичный цвет? Может, есть, какие-то внутренние секретные нормативы? Бред! Какие нормативы, какая была краска, такой и покрасили! Паранойя начинается уже!» – подумал Щукин.

Возле камеры номер пять, старшина прикрикнул:

– Стоять лицом к стене!

Вилор остановился и, упершись лбом в стену, краем глаза посмотрел на старшину. Тот достал из кармана брюк свою огромную связку длинных ключей и, покрутив, сунул одну из отмычек в замок камеры. Тот лязгнул, как показалось Вилору, с каким-то злорадством. Словно этот запор устал без работы и ждал очередного арестанта.

– Заходи, тебе повезло. Первую ночь в тюрьме в одиночестве ночевать будешь! Комфорт! А в прочем тебе сейчас сосед толковый, лучше урка – не помешал бы. Он тебя бы хоть просветил как себя на следствие вести. А то завтра из тебя опера будут показухи выбивать! Хотя если в чистосердечку пойдешь может и вообще сидеть с комфортом будешь… Но это уже не мое дело! Заходи! – сержант толкнул Щукина в плечо.

Он, повинуясь, переступил порог камеры, в тот же момент дверь сзади с грохотом закрылась. Щелкнул замок и, наступила тишина.

Вилор не двигался, он внимательно рассматривал свое новое пристанище.

А рассматривать в принципе-то было нечего. Это было квадратное и совершенно пустое помещение. Тут не было никаких кроватей. Вместо них половина камеры занимал один единый топчан, он был похож на огромную деревянную ступеньку. Окна тоже не было, лишь маленькое круглое отверстие, зарешеченное мелкой сеткой. Свет в камере был тусклым, он исходил от лампочки, которую буквально вмуровали куда-то в стену над дверью, вместо абажура железный короб с отверстиями, свет через эту защиту падал причудливым узором на потолке. В левом углу зияла дыра напольного унитаза. Бочка не было вместо него обычная труба с вентилем.

Вилор сделал шаг к усовершенствованной тюремной параши и с удивлением увидел надпись над нужником. Черными корявыми буквами на стене было намалевано:

«ТУДА УХОДИТ ВСЕ»

Такая вот злая тюремная философия. Под надписью красовалась жирная стрелка, которая указывала на унитаз.

Вилор ухмыльнулся и присмотрелся. Он увидел, что стена вся исписана какими-то словами и фразами. Щукин понял, что в перерывах между ремонтами в этой камере арестанты делали свои жизненные заметки на шершавой штукатурке. Писали обитатели камеры обо всем, это были и просто имена с номерами статей, и фамилии, и клички. Среди этой настенной живописи проскакивали и рисунки большинство из которых были просто пошлыми и мерзкими. Щукин с любопытством рассматривал этот тюремный вернисаж и временами ухмылялся. Большинство выражений были просто матерные, особенно доставалось милиционерам и прокурорам, хотя некоторые фразы заслуживали внимания и уважения. Одна из них особенно понравилась Вилору. Какой-то сиделец неровным подчерком вывел сакраментальное:

«НУЖНО УМЕТЬ ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ ДАЖЕ ТОГДА,

КОГДА ТЕБЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ОКУНАЮТ В ДЕРЬМО»

Щукин в очередной раз ухмыльнулся и, подойдя к нарам, уселся на деревянную плоскость.

Вилор тяжело вздохнул, он потер ладонями виски и сказал сам себе:

– Да уж нужно остаться человеком, странно, как все странно, тут остаться человеком!

Гудела голова и хотелось спать. Щукин откинулся на нарах и вытянул ноги. Стало немного легче. Вилор зажмурил глаза и вдруг понял, что очень боится. Какая-то неведомая тревога охватила сознание.

«Почему я не думаю, как тут оказался? За что меня засунули в эту камеру? Что я натворил? Неужели так надебоширил, что пришлось вызывать наряд! Господи, какой-то провал в памяти! Господи! Почему я здесь? Что я натворил? Кто вызвал милицию и кто сдал меня патрульным? Почему они ничего не говорят?» – стучали в виски противные мысли. – «Лидия? Как она, где она? Почему она не пришла и не забрала меня отсюда? Почему? Что случилось?»