Падшие в небеса. 1997

– А, о низости заговорили?! Нет, когда что бы добиться нужной цели, причем справедливой, это не в счет! А вы я вижу натура ранимая! Да представляю, каково будет вам этим вечером! Мучиться будете! Поверьте, я не хотела. Но так вот все получилось.

Валериан вновь замычал. Он сжал кулаки. Вены на шее вздулись. В газах блеснул огонек ненависти. Но Виктория на этот раз не испугалась и спокойно заявила:

– Да, да, уважаемый критик. Ваша жена навесила вам рога. Причем делала это с превеликим удовольствием. Боле того, если хотите, она любит Щукина, а вы ей ну совершенно безразличны! Что?! Каково быть в такой роли? А?

Но Валериан на это раз выдержал психологический удар. Он лишь зашипел как змея:

– Замолчи! Замолчи сука! Замолчи! Ненавижу!

В диалог вмешался Сидоров. Главный редактор подошел к критику и похлопал его по плечу:

– Ну-ну! Валериан! Валериан! Успокойся! Успокойся! Вы Виктория тоже успокойтесь! Их любого положения можно найти выход. Даже из самого трудного. Что вы там говорили, если выйдет статья-опровержение, подробности эти будут забыты?

Виктория удовлетворительно кивнула в ответ:

– Конечно. Я же говорила вам и обещала.

Сидров хлопнул в ладоши:

– В таком случае, я думаю, в ближайшее время, у нас выйдет эта статья. Выйдет. Мы даже можем согласовать текст с вами. Вас, это устраивает?

Вика довольно промурлыкала:

– Вот и прекрасно. И что бы господин Скрябин тоже написал, что он был не прав и погорячился. Это тоже должно быть обязательно.

Сидоров ей слащаво улыбнулся:

– Я думаю, это тоже выполнимо!

Но тут подал голос Валериан. Он, вытянув вперед руку, со сложенной из пальцев фигой, громко произнес:

– Что?! Да некогда! Вот вам! Я, никогда этого не сделаю! Никогда! Никогда! Я написал правду! И это мое мнение!

Его осадил главный редактор. Сидоров вновь стал злым и угрюмым:

– Послушай ты! Да ты знаешь, чем грозит мне твоя такая вот принципиальность? Хочешь газету и журнал мой разорить? Хочешь издательство мое уничтожить? А? Чего ты хочешь? Да ты знаешь кто ее папа? Нет?! Лучше тебе не знать!!! Так что напишешь все что надо! Как миленький! Да и кто же тут виноват, что твоя жена тебе изменяет? А? Кто в этом виноват? Я? Или эта Виктория?

Скрябин растерянно посмотрел на своего шефа:

– Артем?! Как ты можешь? Как ты можешь?! Ты же знаешь Лиду! Знаешь! Она я уверен, не могла! Не могла! Эта девка все врет!

Но Сидоров был неумолим:

– Слушай! Ты меня не выводи из себя! Я не хочу свой бизнес терять! Говоришь, не может твоя жена? А если это правда? А? Каково? Тебе самому то не стыдно будет? Короче! Ты напишешь все что надо! Напишешь или можешь считать себя безработным! – Сидоров посмотрел на Викторию и уже ласковыми тоном добавил. – Вот все и улажено. Все будет сделано. Извините. Я честно сам не разобрался в ситуации.

Вика довольно направилась к двери. Потянув ручку, на пороге она все же задержалась. Покосившись сначала на Скрябина, который стоял недвижимо, как монумент, затем на Сидорова. Девушка печальным тоном сказала:

– Я рада. Кстати, если господин Скрябин не верит моим заявлениям. Поверьте, у меня есть, такие доказательства, которые просто неоспоримы.

Маленькая шагнула в коридор. Артем Григорьевич крикнул ей вдогонку:

– А вот вы Виктория, если честно, вам то, это все зачем?

Но Виктория не повернулась. Она шла медленным шагом. Ее ответ прозвучал едва уловимым эхом:

– Я же сказала, Щукин талантливый поэт. И главное, я его люблю. Он мне не безразличен.

Сидоров тяжело вздохнул и, хлопнув себя по лубу ладошкой, разочарованно пробубнил:

– Елки палки! Ну конечно, как я сразу не догадался! Ну что ж! Это заслуживает! Я поражен! Честно! Ради любимого вот так бросаться на амбразуру!

* * *

Андрон Кузьмич Маленький был человеком, который радовался жизни все меньше и меньше. В свои восемьдесят пять, каждый день он воспринимал, как маленький шажок к неизбежному. К той последней обители в сырой земле. Интересно, что смерть как физический процесс его не пугала. Нет. С ней он смерился. Его пугало то, что все кончится и никогда больше не повторится. Он никогда не сможет увидеть солнце, небо и лица дорогих ему людей.

Андрон Кузьмич просыпался в дурном настроении и в уме подсчитывал, сколько дней осталось до его очередного дня рождения, и сколько он мог бы еще прожить.

Здоровье у старика в принципе было не плохое. Хотя конечно нет-нет да пошаливало сердце, а то и печень неприятно покалывала бок, подавая сигналы, что пора принимать очередные таблетки. То изжога мучила посреди ночи. Андрон Кузьмич понимал, его организм неизбежно стареет и вот-вот откажет. За этим последует то, чего он опасается, уход его навсегда и бесповоротно.

И хотя Андрон Кузьмич был яростным атеистом, в последнее время он ловил себя на мысли, что все чаще непроизвольно задает себе вопрос: «А может это и не конец? Может там, что-то есть?» Маленький, частенько проходя мимо одной из городских церквей, невольно косился, на золотые купала с крестами, правда заставить себя сделать шаг в сторону храма, он так и не смог.