У госпожи Джульетты была собственная комната. На третьем этаже, над пиано нобиле и с видом на Рио ди Сан-Феличе. По периметру комнаты широким кольцом рассыпали соль. Во всех комнатах, коридорах и даже на лестницах особняка Фридланд лежали соляные полосы.
— Идея Леопольда, — сказала девушка. — Он хотел уберечь меня.
— От чего?
— От тебя, — ответила она со слезами на глазах.
Закрытое ставнями окно вело на высокий и узкий балкон; колонны поддерживали навес, крытый черепицей. Тико медленно открыл окно, уже зная — врагов там нет. Со временем он научился доверять своим инстинктам. Но слепо верить им — слишком самонадеянно.
Из осторожности он запер комнату и задвинул засов, прежде чем выглянуть наружу. Если кому-то понадобится влезть на ее балкон, он будет подниматься с канала, пользуясь трещинами в стене и каменными ребрами арки окна. На такое способен любой ученик Атило. Именно это заставляло Тико нервничать.
— Что ты делаешь?
Тико подтащил к окну большой деревянный сундук, окованный железом.
— Загораживаю их, — он указал на балконные двери.
Джульетта, подвязав занавески у кровати, молча кивнула и села на покрывало.
— Он не попытается войти.
— Меня беспокоит не Леопольд.
Ее глаза расширились. Она — та самая девушка, которую Тико встретил в базилике. Но что-то в ней изменилось. Как будто она многое пережила.
— Он бьет тебя?
— Никогда. Ни разу, — гневно вспыхнула Джульетта.
Рука Тико уверенно скользнула под ночную рубашку Джульетты, обнажая грудь. Груди были значительно полнее, чем он ожидал. Темные соски казались налитыми кровью. Он спустил ткань еще ниже, потом дернул девушку за руку, заставив ее выйти из рубашки.
Маленькие, но набухшие груди, узкие бедра и огненно-рыжие волосы между ног.
— Что это? — ее живот пересекал шрам. Тико коснулся рубца, прослеживая всю его длину.
Джульетта вздрогнула.
— Ты видишь в темноте?
Тико кивнул. Потом ответил вслух:
— Да, но только если совсем нет света. А сегодня мое зрение острее обычного.
Зачем он рассказывает?
— Откуда у тебя шрам? — спросил юноша.
Вместо ответа она выскользнула из его рук и исчезла в занавешенной арке. Когда она вернулась, то держала на руках ребенка, плотно замотанного в пеленки. От одного только взгляда Тико стеснило грудь.
— Твой?
Она с вызовом кивнула.
— Кто-то вырезал из тебя младенца?
— Хирург, Сарацин, — ответила она. — Разрезал живот, чтобы спасти мне жизнь. А потом зашил волосом из хвоста белого жеребца. Сказал, он всегда знал — однажды этот волос ему понадобится.
В голосе Джульетты слышался страх. Женщины ежедневно умирали при родах. Даже благополучные роды не избавляли от опасений и боли.
— Он сын принца Леопольда?
— Лео — не его сын, — сердито ответила Джульетта. — Он… Мой сын. Наш сын.
Она стояла обнаженной. Небольшие бедра, мягкий живот. Из набухших грудей тонкой струйкой сочилось молоко.
— Покорми его.
— Пока не нужно.
Она старалась встретиться взглядом с Тико, но комнату окутывала тьма, и у него было преимущество. Джульетта напомнила ему каменную статую на Рио Тера деи Ассасини, встреченную в самую первую ночь в этом адском городе. Ту, на которую молилась женщина.
— Ложись, — сказал он Джульетте. — И покорми его.
Она продолжала стоять. Тико подтолкнул ее к кровати и заставил улечься. Забрал у нее ребенка, распеленал и пристроил на ее груди. Потом снял с себя дублет, сапоги и рейтузы. Он оставил почти все оружие в углу комнаты.
Только стилет отправился под подушку.
Тико растянулся на кровати рядом с Джульеттой, коснулся ее живота и повел руку вдоль изгибов тела девушки. Округлые ягодицы, изгиб спины и плеч. В наступившей тишине Тико услышал, как Джульетта заплакала.
— Разве это так уж плохо?
Дурацкий вопрос. Джульетта напряглась, когда он прижался к ней. Ребенок с жадностью ел.
— Ты так молод, — наконец ответила она.
— Ты младше меня.
— Только годами. Знаешь, ведь потом он убьет тебя.
— Леопольд?
Она вздохнула:
— Мой дядя.
— Я не собирался убивать тебя. Я должен убить твоего любовника, понимаешь? В любом случае к чему мне твоя смерть? Откуда мне вообще знать, что ты здесь?
Она открыла было рот, но промолчала.
— Леопольд кригсхунд, — продолжал Тико. — Ты видела тварь, в которую он превращается.
— Это проклятие, — возразила она. — Леопольд не может сопротивляться проклятию. И он с самого начала мне все рассказал. Не хотел ничего скрывать.
— Могу я спросить тебя кое о чем?
— Ты едва не убил Леопольда. Лежишь голым на моей кровати. Мой ребенок рядом. Думаешь, я рискну отказаться?
— Не знаю. Рискнешь?
— Смотря о чем ты спросишь, — ответила она.
— Почему ты не вернулась домой? — вопрос казался очевидным. По крайней мере, для того, кто не имел дома. Для рожденного в рабстве и выросшего рабом. Для того, кто умрет в одиночестве и, возможно, совсем скоро.
— Мой дом здесь, — сказала Джульетта. — Был здесь. Особняк Дукале — просто дом, где живут дядя Алонцо и тетя Алекса. Ну, еще мой двоюродный брат. Бедный Марко, его всегда вспоминают последним.
— Он безумен?
— Все они безумны. Я могла стать такой же. Или уйти.
— И ты в это веришь?