— Это был мой тёмный рай. Люди называют это геенной, некоторые — адом. Ты видела картины, сделанные людьми, витражи, изображающие адское пламя? Они размещали их в западных окнах церквей, чтобы ловить природные лучи сумерек. Это мой свет, моё пламя танцует на стекле, чтобы пугать людей. Это навеяно мною. Это моё наследие. Тысячи лет человеческие племена убивали друг друга, проклиная друг друга моим именем. Люцифер. Светоносный. Мучитель.
Я обхватила себя руками, промерзая до костей.
— Почему люди приносили тебе жертвы?
Медленное пожатие плечами.
— Они считали меня Богом. А почему бы и нет? У меня были крылья и магическая сила. Я не стал разубеждать их в этом. И в конце концов, я
Моя кровь превратилась в лёд.
— Да. Я слышу барабаны.
Салем одарил меня лукавой, невесёлой улыбкой.
— Я ревнивый бог. Если ты собираешься принести жертву, принеси её мне.
Что-то в этой истории было не так, но я не могла точно определить, что именно.
— Ты больше не бог.
— Я буду им, — огрызнулся он.
— Неужели? Это твоя судьба?
Как только слова слетели с моих губ, незнакомая магия скользнула по моей коже, поглаживая мои голые ноги.
О чём мы только что говорили? Я не могла вспомнить. Теперь воздух сделался влажным, запахло гардениями. Я вздохнула, и все мои страхи испарились.
Я уставилась на Салема, на утренний свет, который подчёркивал его идеальную, острую линию подбородка, его скулы. Я чувствовала, что все леденящие душу вещи, о которых он только что говорил, тоже испарились, оставив после себя лишь его чистое физическое совершенство.
Почему он так сильно зачаровывал меня прямо сейчас? Он был психопатом, чёрт возьми.
Здесь действовала какая-то соблазняющая магия.
Глава 21
Аэнор
Салем уставился на меня, и ветер проносился над ним. Он медленно отхлебнул из фляжки. Он наклонился ближе, сверля меня взглядом, словно призывая к чему-то. Воздух казался тяжёлым и полным эротического напряжения.
— Прекрати, — рявкнула я.
Только на этот раз он не остановился.
Мой пульс участился, соски напряглись. Я остро ощущала прикосновение одежды к своему телу, как мучительную сексуальную пытку. Я закрыла глаза, стараясь не думать о Салеме. Я мысленно повторяла слово «психопат». Я вспомнила его пещеру пыток, запах серы и горящей плоти. Убийца страсти.
Когда я снова открыла глаза, то забыла обо всех этих неприятных вещах и вспомнила, как он выглядел без рубашки… точёный бог. Я скрестила ноги, сжав бёдра.
Глубинная, сексуальная боль нарастала в моём нутре, и ветер, казалось, лизал мою кожу. А что, если я задеру юбку и дотронусь до себя…
Но моё дыхание участилось, дикое желание сотрясало моё тело.
Если только… если только я не смогу этим воспользоваться.
Салем явно хотел меня. Я видела, как он поглядывает на моё тело, на мои губы. Я видела, как он жадно смотрел на меня, когда связывал — словно хотел слизать морскую воду с каждого дюйма моего тела, пока я не начну кричать.
Что, если мне удастся соблазнить его? Что, если я смогу сделать его достаточно счастливым, чтобы он вообще забыл о своём плане? Если он погрузится в удовольствие, ему не придётся сжигать мир.
Да… всё это имело смысл.
Если бы я забралась к нему на колени и расстегнула свою рубашку…
Мои груди сделались полными и тяжёлыми, жаждущими его рук. Как будто невидимые языки лизали мои соски, ласкали меня до исступления.
Горячая ноющая боль между ног заставила раздвинуть бёдра. Лодка качалась взад-вперёд, взад-вперёд… я боролась с желанием прямо на его глазах засунуть руку в трусики. Мои бёдра покачивались на сиденье.
Салем просто смотрел на меня, как будто точно знал, что делает. Он
И да помогут мне боги, сейчас мне это нравилось.
Когда я почувствовала холодный морской воздух на своей груди, я осознала, что расстёгиваю свою рубашку, раскинув ноги и глядя на него.
Нет.
Я перестала расстёгивать пуговицы на полпути вниз, обнажив верхнюю часть груди. Прикосновение шёлковой рубашки к коже было мучительной эротической пыткой. Одну за другой я снова принялась застёгивать пуговицы.
— Прекрати это делать, — сказала я и снова попыталась изобразить тот повелительный тон, но голос звучал умоляюще.
— Что, по-твоему, я с тобой делаю? — в низком голосе Салема звучало эротическое обещание. — Мне бы очень хотелось это знать.
— Перестань заставлять меня чувствовать всякое.