Еще один удар хлыстом. Другой. Его страсть усилилась. Дыхание участилось.
С каждым щелчком из её груди вырывался тихий хрип.
Сгорающий. Жестокий. В её голове открылась зловещая камера, в которую она не могла заставить себя заглянуть, опасаясь, что ей понравятся её потаённые темные желания.
— Прими боль. — Терзающие её мысли прервал его голос.
Каринне пришлось напомнить себе, что она просила его об этом. Когда она впервые услышала о садистах, она поняла, что все связи с тем, что она когда-то знала, что когда-то считалось нормальным, контроль, который она любила, исчезнут в боли и отчаянии. В унижении.
Единственный билет в «Жесткие границы» можно получить, только пройдя через боль. Быть по сему. Унижение уходило легче с болью.
Сдаться.
Ксандру.
Упрекающие слова её матери вторглись в её мысли, говоря ей, что она это заслужила. Несмотря на всё, что она выбрала, всё, что она натворила за последние несколько месяцев, боль была её очищением.
Стыд. Унижение. Бесчестие.
О, бесчестие. Если бы её мать могла увидеть их: Ксандра, обнаженного, сексуального, поглаживающего свой толстый член, когда он хлестал по её заднице, и Каринну, приветствующую жжение, как хорошая, грязная шлюха.
Лолита мелькнула у неё в голове. Сколько раз она, должно быть, улыбалась, думая о матери и отце, предаваясь своим самым темным желаниям.
Безымянный, безликий секс без условий. Без обязательств.
Каринна зажмурила глаза.
Ещё один щелчок по её заднице, и костяшки пальцев Каринны запылали от напряжения, пока она сжимала дерево. Ей хотелось улыбаться и плакать одновременно.
Она взяла на себя обязательство отомстить. Если агония была её епитимьей, то ад, через который ей придется пройти только для того, чтобы увидеть, как её нож перерезает им глотки, пусть будет так.
Она выгибала задницу с каждым новым ударом. С гордостью встретила его, загоняя боль в какое-то темное пространство своего разума, и уплывая на облаке катарсического блаженства.
Ничто другое не имело значения. Только удар хлыста. Только он, отмеряющий её наказание и доминирующий в её сознании.
Наступила тишина. Мышцы напряглись, она ждала следующего удара и последующего за ним ожога.
Подняв её взгляд, Ксандр упал на колени, его лицо было скрыто за её задницей. Только самый язык скользнул вверх и вниз по её опухшей сердцевине, и она издала мучительный стон и дернулась вперед.
Как только она смирилась с болью — ненавистью, желанием и потребностью, крутившимися в её испорченном мозгу, — его прикосновения стали нежными.
— Пожалуйста… Ксандр, — тихо прошептала она.
Она покачала головой.
Его ладони сжали заднюю часть её бедер, и он раскрыл её, словно лепестки цветка, отчаянно нуждающийся в солнечном свете. Его язык отважился проникнуть туда, куда она никогда не позволила бы прикоснуться мужчине, — вдоль её клитора, в её задницу. Под её чувствительной плотью заплясали мурашки, а бедра напряглись, она приподняла их настолько, насколько позволяли путы. Унижение грозило украсть удовольствие. Никто никогда не прикасался к ней так благоговейно. Не там. Как будто он боготворил её. Его поцелуи и стоны говорили ей, что ему это нравится.
Как будто
Глубоко в её желудке назревал взрыв. Только порыв надвигающегося падения удерживал её на перекладине. Глубокое дыхание превратились в хрипы и стоны, край экстаза был едва досягаем.
Прохладный воздух пронесся по её разгоряченной плоти, его дыхание больше не касалось её плоти.
— Тебе это нравится.
Каринна не могла понять, был ли это вопрос или утверждение. Ей хотелось закричать, и она дернула за веревки, отчаянно пытаясь прикончить себя.
— Скажи мне, насколько тебе это нравится. — Он вырвал кляп из её рта.
— Ксандр. — Она извивалась, надеясь соблазнить его. Бесполезно. Этот человек был чистой, необузданной сталью. Неуязвимый.
Пальцы впились в её бедра.