Падший враг (ЛП)

— Мы никогда не были вежливы друг с другом — зачем прерывать идеальную серию?

Она бросает на меня еще один взгляд. Почему я нервничаю? Я взрослый мужчина.

— Как насчет того, чтобы сразу перейти к важным вещам? — Я сцепляю руки за спиной. — Ты должна мне любовный интерес.

— Прошу прощения?

— Нина, — уточняю я. — Ты бросила «Чайку».Твоя замена не очень хорошо принята.

Лукас звонит мне без остановки, умоляя попытаться найти звезду его шоу. Пенни не очень хорошо держится. Возможно, умолять - это не то слово. Но однажды он все-таки позвонил. Это было случайно, но он позвонил. И когда я спросил его, как дела у Пенни, он ответил: "О, ну, театральный критик из Vulture на днях описал ее как "обладающую харизмой вросшего ногтя". Так что в целом, я бы сказал, что все могло быть и лучше.

— С каких это пор тебя волнует Калипсо Холл? — Виннфред сужает глаза.

— Конечно, меня это волнует. Это дело моей семьи.

— Ты хочешь продать его.

— Тем более я хочу, чтобы он работал хорошо и приносил прибыль.

— И тем не менее, ты не вложил бы в него ни цента, даже несмотря на то, что он разваливается.

— Следующие владельцы будут его ремонтировать. — Какая сводящая с ума женщина. Чего она добивается?

— Прости, — говорит она, скрещивая руки на груди и ускоряясь. — Я понимаю, что мои действия имеют последствия, серьезные, но у меня не было выбора. Я была в очень темном месте. Я не могла оставаться в Нью-Йорке после того, что мы узнали.

— Ты сильно повзрослела за последние несколько месяцев, — отмечаю я.

— Действительно, — говорит она. — Впрочем, и ты тоже.

Слоны в комнате - Пол и Грейс - были признаны, и сейчас была бы хорошая возможность затронуть тему беременности, видео моей матери, предательства. Но я этого не делаю. Это не послужит моей цели. Я здесь, чтобы вернуть ее в Нью-Йорк, а не напоминать ей, почему она сбежала.

— Тьма — это все, что я знаю, — коротко отвечаю я. — И все же ты не видишь, что я бросаю обязательства налево и направо только потому, что я в плохом настроении.

— Это не плохое настроение. — Ее тон меняется, резкость в голосе становится более заметной. — Я не могла смириться с мыслью остаться в этой квартире.

— Почему ты ничего не сказала? Мы бы нашли тебе подходящее жилье на Манхэттене. — Я пинаю небольшой камень на обочине дороги.

— Дело не только в квартире. — Она качает головой. — Дело в моем будущем.

— У тебя не будет будущего, если ты немедленно не вернешься в Нью-Йорк! —  Я останавливаюсь как вкопанный в нескольких сотнях футов от реки, о которой она мне рассказывала. Я кричу. Какого хрена я кричу? Не думаю, что я кричал всю свою взрослую жизнь. Нет. Сотрите это. Я также никогда не повышал голос в детстве. Это такое обычное дело.

Я поворачиваюсь к ней и впервые за месяцы, нет — годы — я полностью и по-царски взбешен.

— Я улетаю домой через пять часов и ожидаю, что ты присоединишься ко мне. У тебя годовой контракт с Калипсо Холл. Мне плевать на твое психическое состояние, как и никому нет дела до моего. Контракты должны выполняться.

— Или что? — Ее лицо твердеет. Милая Винни Эшкрофт больше не милая. Может быть, она никогда не была таким комочком невинности и овсяного печенья, каким ее представляли люди. А может, она просто взрослеет прямо на моих глазах, и ее больше никто не будет подталкивать. Пол. Мир. Я.

— Или . . . — Я наклоняюсь вперед, легкая ухмылка растягивает мои губы. — Я подам на тебя в суд, и тебе все равно придется вернуться.

Секунду назад я не думал, что смогу ненавидеть себя больше, чем сейчас. Но я жестоко ошибался. Потому что выражение лица Виннфред вызывает у меня желание вырвать свои внутренние органы, а затем полакомиться ими. Впервые разочаровать кого-то значит для меня что-то.

Она открывает рот. Закрывает его. Потом снова открывает.

— Ты хочешь сказать мне, что после всего, через что мы вместе прошли, ты собираешься подать на меня в суд, потому что я сбежала из города, а твой театр вынужден довольствоваться временной актрисой на роль, на которую пробовались более двух тысяч женщин. Да?

— Да.

— Вот как мало для тебя значит все, что случилось со мной, с тобой? — Она ищет мои глаза. Ничего она там не найдет. Я усовершенствовал искусство не показывать никаких эмоций несколько десятилетий назад.

— О. Боже. — Она отступает назад, качая головой в мрачном смешке. — Тебе действительно все равно, не так ли?

Я ничего не говорю. Почему я здесь плохой парень?

Это она ушла, даже не попрощавшись.

Она та, кто бросила свою роль.

— Ты сдалась, — мягко отвечаю я. — В чем был смысл всего этого путешествия? В том, что мы встретились? В том, чтобы узнать правду? Если ты отказываешься остаться и бороться за то, ради чего ты приехала в Нью-Йорк? Ты просто сбежала обратно к мамочке и папочке. К радуге и пирогам. В место, которое, как ты прекрасно знаешь, слишком мало для тебя, слишком неинтересно для тебя, слишком неправильно для тебя.

— Наши потребности меняются по мере того, как мы становимся старше. —  Она вскидывает руки в воздух. — Это нормально - довольствоваться комфортом!