— «Майя» — это понятие из индийской философии, особая сила, или энергия, которая скрывает истинную сущность мира (обращается к аудитории)
— Здесь человек ещё не рефлексирует на все им воспринимаемое, а только бескомпромиссно его присваивает. К концу этого периода первоначальный характер человека сформирован. Столь желаемое содержимое наконец-то обретено. Детство плавно перетекает в отрочество.
В отрочестве
для человека появляется фигура-форма отца, как вестник изменений, переосмысления уже имеющихся паттернов. Бунт против правил и отрицание зафиксированных ранее законов мироздания. Частая ревность к матери в отношении отца — это последняя попытка сохранить сформировавшуюся личность.
Главенствующую роль в искусствах занимает музыка — Дионисийская и самая изменчивая по природе. Она появляется ещё в детстве, но важную роль начинает играть именно в подростковом возрасте. Дионис — бог опьянения, одурманивает подростка половым влечением, агрессией, а также не только гормональными всплесками, но ещё и проявлением новых манящих идеологических воззрений. Животная неопределенность музыки влечет человека, ведь как и его буйный нрав, она в каждую следующую секунду может поменять свою тональность. Заключением этого этапа служит формирование ещё не складного, но уже отчётливо сформулированного «я», которое строго сепарировано уже как от характера матери, так и отца. Наступает пора юности.
В юношестве форма синтезированного «я» из первичных образов матери и вторичных отца начинает подвергаться рефлексии. В этот период переизбыток содержания уже не может примерить на себя ни одну из усвоенных ранее форм. Поэтому для юности характерны нигилизм, апатия, общая запутанность во взглядах. Главным искусством становится литература как самое яркое проявление творчества мысли. Человек уже не просто черпает идеи из прочитанного, а учится их анализировать. Если угодно, то это даже искусство литературной критики. Человек не просто перенимает готовые формы, он создаёт на их основе новые. Над человеком сияет лик Гермеса, бога — интерпретатора. Юноша переосмысляет свою личность и начинает читать свое приобретенное содержание как текст. Теперь уже то, что ранее было наполнением, само становится формой. Весь пройденный опыт представляет из себя самостоятельное произведение и только в его свете человек истинно может начать формировать свое настоящее «я», но оно никогда не будет сформировано, человеку суждено вечно производить самого себя, усилием воли возвращаясь к творчеству над текстом своего произведения.
В этом произведении прежде всего необходимо воссоздавать именно форму, в которую зафиксировалось пока ещё скрытое содержание. Произведение — это форма, которая существует ради самой формы, а не ради содержания, но по злой шутке природы единственно способная это содержание создать.
– [неразборчиво] произведение?(вопрос из аудитории)
— Текст произведения есть запись движения (развития), аполлоническое облачение дионисийского потока. Создавая текст, мы создаём живой организм, который может испытывать то, что мы эмпирически уже не можем испытать. Интенсивная динамика текста как бы воссоздаёт событие так, чтобы человек снова мог впасть в него. Любое впечатление, которое плотно зафиксировалось в нашем сознании, лишь форма, организованная случайным стечением обстоятельств, внутри которой содержатся наши действительные переживания, и лишь в движении по мотивам этого впечатления внутри нашего произведения мы можем узнать что то о реальности и о нас самих
Выдержки из дневника
Художественная школа. Окутывающий запах едкой краски, пропитавшей старый деревянный мольберт. Всепроникающая мигрень яркой молнией проходит через левый глаз и, пробивая череп, устремляется к гипсовому барельефу с дорическими мотивами. Сильная тошнота намертво срастается со сладковатым вкусом зелёного цвета на кончике тонкой кисти из беличьих волосков. Слезящиеся глаза направлены на аккуратно составленный преподавателем натюрморт. Процесс неторопливого фиксирования предметов, находящихся в метре от меня, диктуется стоической необходимостью, разлитой в пространстве класса. Какова ее природа? Что заставляет испытывающего несравнимую ни с чем боль ребенка сидеть и продолжать рисовать, а не сорваться с места, залитого мучительно ярким светом, в объятия анальгезирующего холода и приятной темноты январского вечера. Учась чувствовать форму безжизненных объектов и копировать их на свой холст, я учусь проделывать это с бестелесным понятием ответственности. Яркий пример матери, несущей ответственность за домашний быт и финансовое обеспечение семьи, столь же материален в это момент для меня, как и фрукты, что покоятся на бархатной драпировке. Копируя чужую форму, я создаю для себя аполлоническую иллюзию ответственности.