В 1841 году излюбленным местом встреч людей, обосновавшихся в Бразилии и потому именовавших себя бразильцами (не следует смешивать их с бразильцами по рождению), стала таверна «Эстанислау» в городе Батальа. Там царила полная свобода: расстегнутые воротники рубахи не прикрывали потную шею, которую завсегдатаи вытирали салфетками; рис ели с ножа, лапшу вылавливали вилкой, апельсины чистили руками, косточки маслин выплевывали прямо на стол, так же как и выковыренные из зубов остатки свиного окорока. Никому не возбранялось прихлопнуть у себя на лбу докучную муху и тут же публично обезглавить ее. Все чувствовали себя здесь как дома, словно на пирах Ахилла и Патрокла, и пиршества эти сопровождались звучным чавканьем и отрыжкой.
Слепец неизменно останавливался у «Эстанислау» и говорил своему секретарю:
— Здесь, друг мой Амаро, мы среди своих.
Возраст, благообразная внешность и репутация богатого человека обеспечили слепцу почетное место за этим столом. Бразильцы, приехавшие из Рио, знали его; некоторые слыхали о его таинственных махинациях, но именно эти-то махинации и были в глазах сотрапезников деяниями достойными и заслуживающими внимания. О фальшивых ассигнациях ходили глухие слухи, пока кто-то не отважился бросить эту сплетню прямо в лицо Файалу. Секретарь, улыбаясь, пожал плечами и ответил:
— Печатать фальшивые деньги — занятие не менее почтенное, чем любое другое, а выгоды его находятся в прямом соответствии с риском. Только одно занятие внушает мне отвращение: торговля рабами. А есть дела, которые требуют многих лет тяжкого труда и все-таки оставляют тех, кто взялся за них, ни с чем: это дела для дураков. Уверяю вас, что сеньор Пинто Монтейро разбогател не на работорговле.
Стрела попала в цель. Откровенность Амаро Файала развязала языки, начались споры, и слепец со своим секретарем смогли определить, кто из их сотрапезников наименее щепетилен. Через несколько дней Пинто Монтейро продал пятьдесят конто одному бразильцу из Майи и через его посредство получил заказ еще на сто. Слепец нажился на этой сделке; он просил у сообщников пятую часть прибыли, особо оговорив, что пересылкой бумажных денег в Бразилию он будет распоряжаться сам. Отъезд Пинто Монтейро был назначен на июль того же года: слепец намеревался лично сопровождать груз, чтобы распродать то, что у него еще оставалось в империи, ускорить дело с фальшивыми ассигнациями и потом зажить у себя дома на покое.
По прошествии двух месяцев Пинто Монтейро получил из Порто печальное известие: уроженка Азорских островов, плененная неким хирургом-испанцем, бежала с ним вместе в Галисир. Предчувствие шепнуло слепцу, что бежала она не с пустыми руками, и предчувствие его не обмануло.
Сумма, надо думать, похищена была немалая, потому что обманутый любовник приостановил начатые труды и отказался от выполнения контрактов. В памяти современников осталась фраза слепца, в которой сказался его нрав:
«Если бы испанец похитил у меня женщину, не тронув моих денег, я чувствовал бы себя перед ним в долгу. Но он открыл мне глаза и сам себя наказал».
Когда же выяснилось, что беглянка была попросту любовницей Пинто Монтейро, общественное мнение Ландима обратилось против слепца. Для того чтобы скандал был воистину грандиозным, слепцу, разумеется, следовало быть не любовником, а супругом.
V
В назначенный срок Пинто Монтейро вернулся в Рио-де-Жанейро вместе со своей сестрой доной Аной дас Невес. Его сопровождали новые друзья и компаньоны, с которыми он познакомился в трактире «Эстанислау». Бразилец из Майи, купивший пятьдесят конто, привез несколько бочонков молодого вина; один из них был основательно усовершенствован под руководством слепца и под наблюдением Амаро Файала. С внутренней стороны бочонка к стенке был прикреплен жестяной ящичек; это место скрыли под обручем. В ящичке находились двести конто в бразильских ассигнациях; он был залит свинцом так, чтобы в него не попало вино.
По прибытии в Рио груз отправили в таможенный пакгауз, а Пинто Монтейро с сестрой воспользовался гостеприимством Фортунато де Брито. На следующий день пассажиры, которых выдал слепец, были арестованы; бочонок разломан и опорожнен; ящичек с фальшивыми ассигнациями отправлен в суд и приобщен к делу. Четверо португальцев умерли в ссылке, потеряв все имущество, которое они приобрели честным путем. Пинто Монтейро получил десять конто — те самые пять процентов, что ему причитались за выдачу и потому избежали конфискации.
Читатель скоро догадается: я пишу не роман. Уверен, что в Рио многие из тех, что и тридцать лет назад были взрослыми, помнят эти события во всех подробностях, но мне они неизвестны, а выдумывать их я не стану. Мои заметки, дающие точнейшее представление о деяниях слепца, будут этих подробностей лишены, хотя мне хотелось бы воспроизвести их самым тщательным образом.