Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Еще одну причину развития пьянства принято видеть в распаде прежнего уклада жизни. Городской воздух – это воздух свободы. Он пьянит и веселит сам по себе, а алкоголь делает это чувство более острым и насыщенным. В мегаполисе ты одинок, но зато никто не следит за каждым твоим шагом, не учит жизни, не осуждает за то, что ты не живешь так, «как заведено».

Способствовала росту пьянства и винная монополия, введенная в 1897 г. «Казенки», как называли винные лавки, торговавшие водкой, приносили огромные прибыли государству, но делали потребление спиртного более массовым и будничным. «Красненькая» (водка более низкой степени очистки, стоившая 40 копеек) и «беленькая» (в полтора раза дороже, лучшего качества) свои названия получили по цвету пробок. В «казенках» продавались «четверти» – бутылки емкостью четверть ведра (3 л)[14], «сороковки» (0,3 л), «сотки» (0,2 л) и «мерзавчики» (0,06 л за 4 копейки). По воспоминаниям Д.А. Засосова и В.И. Пызина, «в лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой, или покупали здесь же у стоящих горячую картошку, огурец»[15].

О Петербурге как месте спаивания простого народа можно судить по ходившей среди обывателей песенке:

Четвертная – мать родная,
Полуштоф – отец родной,
Сороковочка – сестрица
Научила водку пить,
Научила водку пить,
Из Питера домой ходить[16]

.

Большинство рабочих проводило свой досуг в трактирах. Там они могли пообщаться за выпивкой и едой, там отвлекались от тягот заводской жизни. И пропивали большую часть получки. Трактирный досуг был тем более популярен, что большинство рабочих не имело своего угла. Как показывают материалы обследований рабочих жилищ, на рубеже XIX–XX вв. на одного человека в среднем приходилось от четверти до трети кв. саж. площади (1,1–1,5 кв. м), а в каждой комнате в квартирах размещалось до 20 человек. Естественно, живя в перенаселенных фабричных казармах (где запрещалось иметь даже собственный самовар) или угловым жильцом в перенаселенной квартире, человек в свободное время «пойдет в кабак, пойдет к знакомым, пойдет во двор. Только, наверное, не останется в своем жилище, где ему предоставляется ровно столько места, сколько нужно, чтобы лежать»[17].

Неустроенность и скученность на небольшом пространстве лиц разного пола и возраста, не связанных родством, находящихся вне привычного контроля деревенского сообщества, негативно сказывались на нравах и досуговых привычках рабочих. Именно там процветали не только пьянство, но и хулиганство, страсть к азартным играм, сексуальная распущенность и т. п.

Праздничный или воскресный день рабочего был немыслим без водки, но и в будни алкоголь постоянно присутствовал в пространстве предприятия. Прежде всего это связано со сложившимися обычаями «замочки машин», «спрыска», «магарыча» и т. п. «Спрыски» сопровождали все мало-мальски значимые события в жизни рабочего – от первой зарплаты, которую полагалось пропить, до перевода на новый станок, повышения в разряде и т. п. Именно так молодые рабочие и делали первый шаг к систематическому пьянству. Исследователь повседневных промышленных практик начала ХХ в. Н.С. Полищук обоснованно видит в них трансформацию старых крестьянско-ремесленных традиций¹. В жизни крестьянского мира любое важное событие должно было получить санкцию общины. То же можно сказать и о мастеровых начала ХХ в., которые во многом продолжали оставаться коллективной личностью, частью «рабочей семьи». Совместная выпивка в этом контексте превращалась в ритуальное одобрение каждого шага на жизненном пути рабочего. Стоит отметить, что девиантный досуг играл важную коммуникативную роль: помогали устанавливать внутризаводскую и казарменную иерархию, сплачивали трудо-бытовые коллективы, способствовали разрешению конфликтов, канализировали молодежную агрессию.

Запойное пьянство стало характерным признаком петербургских мастеровых. Один врач писал: «Нам не очень редко попадались лица, которым в день выпить 1–2 бутылки водки нипочем – и они даже за трезвых и степенных людей слывут… Другие работают всю неделю, не беря в рот ни одной капли водки; но зато в утро праздника – они пьяны. Третьи месяцами в рот водки не берут, но если запьют, то обыкновенно допиваются до „белой горячки“»[18] ^[19].