Паяцы (готический рассказ)

Валерий хотел крикнуть, что он здесь, здесь, Наташка! Но необъяснимый ужас и какое‑то новое, странное чувство сковали ему горло. Это чувство заключалось в том, что он должен был во что бы то ни стало дождаться конца представления, потому что прерывать его сейчас и вмешиваться нельзя, запрещено, недопустимо — прямой эфир!

— Да — да, — с кашляющим смехом произнес старик. — Откажись, потому что он не стоит тебя, и сейчас ты это увидишь. Ты это и видишь уже.

— Не могу, — снова почти беззвучно, но твердо проговорила Наташа.

— Не можешь? Так давай проверим его! — старик выдержал паузу и торжественно провозгласил:

— Знаешь ли ты, что он здесь?

И поднял над головой кнут.

Валера не мог больше терпеть, он двинулся навстречу Наташе, ее нужно было немедленно спасти от злобного старикана! Но не успел он сделать и шага, как раздался железный скрежет, звук порванных струн, музыка сменилась зловещим хохотом. Не будь Валера так взволнован всем увиденным, он несомненно посмеялся бы над тем, как дешево хотят его купить — но присутствие Наташи наполняло комедию совсем иным смыслом.

Свет снова погас, все исчезло, слышался только хохот и все тот же железный скрежещущий звук.

— Наташа! Где ты? — закричал, наконец, Валера, пытаясь двигаться дальше, но чьи‑то крепкие руки держали его и не пускали, он рванулся вперед, что было силы, над ухом его кто‑то отчетливо чертыхнулся, а хватка сделалась железной.

— Валера, спаси меня! Валерочка… — раздался такой родной Наташкин голос в темноте, он попытался вырваться, но невидимые стражи не давали ему пошевельнуться.

Ослепительный луч вспыхнул и направился прямо на него. Нет, это все‑таки съемки! Но какого‑то отвратительного сырого недопеченного шоу. Валера почувствовал раздражение, какое испытывал всегда, когда сталкивался с непрофессионализмом.

— Жалкий, бессильный мальчишка, — произнес из темноты властный голос старика. — Ты захотел похитить мою лучшую нимфу, лишить меня последнего утешения. Ты решил бороться со мной!

— С кем? Кто ты? — перебил Валерий. — Не жалкий ли шут? Во всяком случае я не знаю тебя! Представься! — добавил он с твердостью, придаваемой ему отчаянием.

— Шут? Глупый, самонадеянный паяц, паяц! — старик снова засмеялся своим мерзким смехом. — Расскажите ему, — добавил он, отсмеявшись, устало, но все так же властно. И тысячи голосов, явно усиленные динамиками, заговорили, сбиваясь и захлебываясь, каждый словно торопился перебить другого и рассказать первым.

— Кто может отворить двери лица его? Круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие. Глаза у него как ресницы зари! — говорили они торопливо и немного напуганно. — Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего котла! На шее его обитает сила, ужас бежит перед ним! Сердце его твердо, как камень, жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе теряются от тоски. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево, свисту дротика он смеется. Он претворяет море в кипящую мазь; оставляет за собою пылающую стезю; бездна кажется сединою.

Каждая фраза произносилась несколько раз, каждое слово вбивали в голову, точно гвозди. И вместе с каждым словом уверенность в его величии отчего‑то все возрастала. Валера уже верил, что поднял руку на великого повелителя, чувствовал, еще немного, и он запросит пощады. Но тут шум начал стихать и уже сам старик, раздвигая восторженно гомонящие голоса, негромко и внятно произнес: «Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости».

Старик смолк. Легкий морозный свет озарял его фигуру в отверстой пасти. Через мгновение тишины он проговорил:

— Валерий! Тебе осталось решить: будешь ли ты и дальше пытаться сражаться со мной и отстаивать свои права на невесту или оставишь ее мне навсегда, а взамен — ибо и я ведаю, что такое справедливость, — получишь мою виллу и покой до старости. Решай прямо сейчас: Наташа или… или вечный покой?

Стало тихо. Словно и дыхание всех, кто здесь, без сомнения, находился, прервалось.

— Наташа! — быстро отвечал Валерий. — Наташа! — повторил он для надежности, чувствуя, однако, что в глазах его закипают слезы.

Ему жаль, жаль было и чудной виллы с садом, и своей любви к Италии, и своей сладкой мечты о ней, однако Наташа, живая, горячая девушка, которой явно грозило что‑то ужасное, овладела его сердцем почти без борьбы.

Старик не отвечал.

— Наташа! — еще раз твердо проговорил Валера и только тут тихо всхлипнул.

— Уведите! — упало в ответ.

Двое невидимых стражников поволокли его по коридору, один раз больно провели по шершавой стене локтем, они были слишком очевидно сильнее его. Опомнясь, Валерий закричал:

— Убийца! Преступник! Отдай мою невесту!