Пакет

- Ой! - говорит. - Что же это? Батюшки!.. Смиррно! - орет. - Немедленно выставить караул! Немедленно все на улицу встречать атамана! Живо!

И все побежали к дверям.

А я остался один, и со мной молодой казак в английских ботинках. Тот самый казак, который меня пожалел и мне переобуться позволил. Помните?

Стоит он у самых дверей, винтовкой играет и мне в лицо глядит. И глаза у него - понимаете - неясные. Улыбается, что ли? Или, может быть, это испуганные глаза? Может быть, он боится? Боится, что я убегу?

Не знаю. Мне рассуждать было некогда. Я сунул руку в карман, нащупал пакет и думаю:

"Вот, - думаю, - последняя загадка: куда мне пакет девать? Уничтожить его необходимо. Но как? Каким макаром уничтожить? Выбросить его нельзя. Ясно! Разорвать невозможно. Что вы! Разорвешь, а после, черти, его по кусочкам склеят. Нет, что-то такое нужно сделать, что-то придумать".

Стою, понимаете, пакет щупаю и на своего надзирателя гляжу. А надзиратель - ей-богу! - улыбается. Смотрю на него - улыбается. Подозрительная какая-то морда. То ли он мне сочувствует, то ли смеется. Пойми тут! И главное дело - винтовкой все время играет.

"А что, - думаю, - дать ему, что ли, пакет на аллаха? Вот, дескать, друг, возьми, спрячь, пожалуйста..."

"Нет, - думаю, - нет, ни за что. Подозрительная все-таки морда. Очень, - думаю, - подозрительная".

Но, дьявол, куда ж мне пакет девать?!

И тут я придумал.

"Фу, - думаю. - Об чем разговор? Да съем!.. Понимаете? Съем, и все тут".

И сразу я вынул пакет. Не пакет уж, конечно, - какой там пакет! - а просто тяжелый комок бумаги. Вроде булочки. Вроде такого бумажного пирожка.

"Ох, - думаю, - мама! А как же его мне есть? С чего начинать? С какого бока?"

Задумался, знаете. Непривычное все-таки дело. Все-таки ведь бумага - не ситник. И не какой-нибудь блеманже.

И тут я на своего конвоира взглянул.

Улыбается! Понимаете? Улыбается, белобандит!..

"Ах так?! - думаю. - Улыбаешься, значит?"

И тут я нахально, назло, откусил первый кусочек пакета. И начал тихонько жевать. Начал есть.

И ем, знаете, почем зря. Даже причмокиваю.

Как вам сказать? С непривычки, конечно, не очень вкусно. Какой-то такой привкус. Глотать противно. А главное дело - без соли, без ничего - так, всухомятку жую.

А мой конвоир, понимаете, улыбаться перестал и винтовкой играть, перестал и сурьезно за мной наблюдает. И вдруг он мне говорит... Тихо так говорит:

- Эй! - говорит. - Хлеб да соль.

Удивился я, знаете. Что такое? Даже жевать перестал.

Но тут - за окном, на улице, как загремит, как залает:

- Урра-аа! Урра! Урра!

Коляска как будто подъехала. Бубенцы зазвенели. И не успел я как следует удивиться, как в этих самых сенях голоса затявкали, застучали приклады, и мой часовой чучелом застыл у дверей. А я испугался. Я скомкал свой беленький пирожок и сунул его целиком в рот. Я запихал его себе в рот и еле губы захлопнул.

Стою и дышать не могу. И слюну заглотать не могу.

Тут распахнулись двери и вваливается орава.

Впереди - генерал. Высоченный такой, косоглазый медведь в кубанской папахе. Саблей гремит. За ним офицеришки лезут, писаря, вестовые. Все суетятся, бегают, стулья генералу приносят, и особенно суетится дежурный по штабу офицер. Этот дежурный глистопёр уж прямо лисой лебезит перед своим генералом.

- Пардон, - говорит, - ваше превосходительство. Мы, - говорит, - вас никак не ожидали. Мы, так сказать, рассчитывали, что вы как раз под Еленовкой держите бой.

- Да, - говорит генерал. - Совершенно верно. Бой под Еленовкой уже состоялся. Красные отступили. С божьей помощью наши войска взяли Славяносербск и движутся на Луганск через Ольховую.

Подошел он к стене, где висела военная карта, и пальцем показал, куда и зачем движутся ихние части.

И тут он меня заметил.

- А это, - говорит, - кто такой?

- А это, - говорят, - пленный, ваше превосходительство. Полчаса тому назад камнем убил нашего караульного. Захвачен в окрестностях нашей конной разведкой.

- Ага, - говорит генерал.

И ко мне подошел. И зубами два раза ляскнул.

- Ага, - говорит, - сукин сын! Попался? Засыпался?! Допрашивали уже?

- Нет, - говорят. - Не успели.

- Обыскивали?

Застыл я, товарищи: Зубы плотнее сжал и думаю: "Ну, - думаю, правильно! Засыпался, сукин сын".

А все, между прочим, молчат. Все переглядываются. Плечами пожимают. Неизвестно, дескать. Не знаем.

И тут вдруг, представьте себе, мой землячок, этот самый казак в английских ботинках, выступает:

- Так точно, - говорит, - ваше превосходительство. Обыскивали.

- Когда?

- А тогда, - говорит, - когда он без памяти лежамши был. У колодца.

- Ну как? - говорит генерал. - Ничего не нашли?

- Нет, - говорит. - Нашли.

- Что именно?

- Именно, - говорит, - ничего, а нашли тесемочку.

- Какую тесемочку?

- Вот, - говорит. И вынимает из кармана ленточку. Ей-богу, я в жизнь ее не видал. Обыкновенная полотняная ленточка. Лапти такими подвязывают. Но только она не моя. Ей-богу!..

- Да, - говорит генерал. - Подозрительная тесемочка. Это твоя? спрашивает.

А я, понимаете, головой повертел, покачал, а сказать, что нет, не моя, - не могу. Рот занят.

И тут, понимаете, опять казачок выступает.