Пахарь

— Майор, майор! — с укоризной сказал Дмитрий Павлович. — Офицеров не селят в казармы. Инженерам расти надо, работать над собой. Я здесь первые полтора года в вагончике жил, помню, что это такое. В купе нас было четверо. Я проклял эти полтора года. Невозможность побыть одному, подумать, поразмышлять угнетала в моей душе ростки добра, инициативы, культивировала грубость и злость. Общежитием мы только отпугнем этих ребят, которые сами выбрали Чиройлиер полем приложения своих сил.

Голубев позвонил коменданту общежития. Договорились, что к вечеру будут освобождены две угловые комнаты, самые тихие.

— А для третьего пария и для девушки что-нибудь придумаем, — сказал он. — Узнайте, кто из пенсионеров, живущих в коттеджах, желает сдать комнату. Лично я предпочел бы поселиться у какой-нибудь доброй старухи. Чтобы она присматривала за мной. Ну, а я помогал бы ей в том, что ей уже не по силам.

— Будет сделано, — заверил кадровик.

— Условие одно: новоселье у всей четверки должно состояться сегодня. А завтра пусть явятся ко мне. Погляжу на них, порасспрошу. Не люблю приземленности в молодых людях. Не хочу, чтобы новенькие заразились ею.

Кадровик ушел, и Дмитрий Павлович подумал, что должен исправить еще одну ошибку, допущенную в отношении молодых специалистов. За исключением Кадырова, их всех направили в котлован, на насосную. В самую круговерть. Там у них не будет времени оглядеться, и их беспомощность сразу бросится в глаза. Может появиться неверие в свои силы, а эта болезнь опасна тем, что ею заболевают надолго. На насосной им пока не место. Каждому из них надо поручить небольшой объект, обязательно новый, чтобы и первые колышки забили сами, и предпусковой марафет навели честь по чести. Самостоятельный объект прекрасно обкатывает. У одного из них, который станет бригадиром, своя стройплощадочка уже есть. Пусть берут перегораживающие сооружения, их на всех хватит. Они невелики, но интересны, и требуют неукоснительного соблюдения технологии. Может быть, девушка предпочтет канцелярию? Будет обидно.

Он вспомнил свои первые дни здесь, беспокойство, сомнения и надежды. Это были неплохие дни, но, боже мой, каким зеленым он был тогда! Это и запомнилось ему больше всего. Он не знал, как правильно расставить людей, как выписать требование на материалы, как закрыть наряд на выполненную работу — и ничего при этом не упустить, и ничего не приписать, как… Он засмеялся. Тогда, конечно, было не до смеха. Но и над ним тогда не подтрунивали. Ну и что — инженер! Еще ни к кому опыт не приходил вместе с дипломом. Ему показывали, что и как, но не назойливо, тактично. Он даже удивился, какими тактичными могут быть рабочие. Теперь ему хотелось вернуть старый долг, быть таким же заботливым по отношению к новому пополнению. Надо, чтобы новички показали себя, загорелись, вросли корнями в здешнюю животворную почву. Чтобы, черт возьми, они гордились Чиройлиером и «Чиройлиерстроем»!

Еще вчера ему доложили, что в бригаду Абидова, монтировавшую лотки, перестали возить горячие обеды. Он обещал разобраться. Директор столовой сказала, что раздатчица Зиночка отказывается ехать в эту бригаду категорически. Хоть увольняйте, говорит. Сообщив это, директор дипломатично замолчала. Значит, раздатчицу Зиночку, распрекрасную стеснительную розовощекую девчушку, лотковики жестоко обидели. Окающая ярославочка. Всему удивляется. Мужчины, подходя к ее раздаточному окошку, подтягиваются, добреют. Но вот кто-то позволил себе недозволенное.

— Еду к вам, — сказал Дмитрий Павлович. — Готовьте пока термосы. Я вместе с вашей ярославочкой попотчую лотковиков добрым обедом.

Можно было бы нажать: обеспечьте, а обиды свои и сантименты попридержите. Но директор столовой и сама нажала бы в случае нужды, требовать она умела. Ее повара и мойщицы не тащили с работы домой полные кошелки. Ни один самый придирчивый контролер не обнаружил бы недовложений в котел по той простой причине, что их не было. Дмитрий Павлович не раз пытался расспросить, как она этого добилась. Директор улыбалась и отмалчивалась. А Сабит Тураевич, оказывается, выпытал у нее и это. «У нее мать в войну заведовала столовой. Так ни разу за все годы даже сухой корочки домой не принесла. Только из магазина, только то, что положено по карточкам, только как все», — проинформировал он управляющего трестом. Впечатления детства стали чертой характера. Вот когда складывается характер — в самые нежные годы!

Директор пригласила в свой кабинет раздатчицу Зиночку. При виде Голубева девушка покраснела до корней волос.

— Так кто обидчик? — спросил управляющий.

— Новенький у них есть. Он меня лапать начал, — сказала Зиночка. Она была готова провалиться сквозь землю.

— А бригадир?

— Бригадир не видел. Никто не видел.

— Поехали, — пригласил Голубев.

До лотковиков добирались минут сорок. Разбитные хлопцы мигом выгрузили термосы и посуду.

— Эх, столовая! — сказал Абидов. — Что стряслось-то?