— А… А муж ее? Валерий Тулускин? Если он дома, я хотела бы с ним поговорить.
— Его тоже нету… — начала было тетка, как вдруг из глубины квартиры раздался вялый мужской крик:
— Кто-о-о та-а-ам, Ма-арья?
Марья пожевала губами и добавила:
— Его почти что нету… Он только орать может, а разговаривать — уже нет. По крайней мере сегодня.
Софья и сама уже все поняла по тому, как Тулускин растягивал гласные и притуплял согласные. Однако ей мог бы сгодиться и пьяный Тулускин, и, возможно, сама Марья.
— Я Лерочкина подруга, Софья, — понизив голос, сообщила она. — Приехала из другого города, да все застать никак не могу. Неужели так и уеду, не повидавшись? Мы ведь раньше с ней были не разлей вода!
Марья отступила в просторную прихожую и махнула тряпкой:
— Входите.
Захлопнув за нежданной гостьей дверь, она аккуратно задвинула засов, после чего закатила глаза к потолку и совершенно неожиданно закричала на весь дом:
— Убили нашу ластоньку-у-у! Убили нашу девоньку-у-у!!1.
Софья так испугалась, что отпрыгнула назад и спиной впечаталась в стену. Распластавшись по ней, она некоторое время не мигая глядела на самозабвенно вопящую Марью.
— С чего вы взяли, что ее убили? — наконец она сообразила задать вопрос.
Марья ее не слышала, всецело поглощенная прилюдным проявлением горя. Ее стенания привлекли внимание остальных обитателей квартиры — самого хозяина и его пса, эрделя со смышленой физиономией. Эрдель первым появился в коридоре, Тулускин шел за ним. Сейчас пес вполне мог бы назвать хозяина своим четвероногим другом — тот двигался на четвереньках и делал это важно. Лицо у него при этом было страшно вдумчивым.
— Здравствуйте, — серьезно сказал он, остановившись перед Софьей и дыша ей в колени. — Я — хозяин дома.
— А я — подруга вашей жены, ответила она, испытывая сильное искушение почесать Тулускина за ухом.
Марья еще раз выкрикнула: «Убили-и-и!», и хозяин дома вдруг нахмурился, сделав губки бантиком.
— Замолчи же ты! — потребовал он, еле ворочая во рту вялым языком. — Никто ее не убил. Она пропала. Исчезла. И только он знает — куда.
— Кто — он? — насторожилась Софья, решив было, что муж имеет в виду любовника.
— Он. — Тулускин подбородком указал на эрделя, который вел себя в этой квартире приличнее всех: мирно сидел в углу, склонив голову набок. — Его зовут Артос. Хотел назвать его Неуловимым Мстителем, но жена сказала, что такая кличка подойдет только в том случае, если он будет участвовать в собачьих бегах.
— Значит, Артос знает, где ваша жена? — осторожно уточнила Софья.
— Если бы не он, я бы тоже знал, — сообщил Тулускин, опасно качнувшись в сторону вешалки. — Представьте: моя жена однажды ушла из дому, оставив записку. — Он говорил с расстановкой, по-прежнему глядя Софье прямо в коленные чашечки. — Вероятно, в ней она сообщала, куда отправляется. Если бы я прочитал ту записку, у нас был бы след.
— Но вы ее не прочитали?
Ситуацию в два счета прояснила Марья, которая последнюю пару минут молчала и прислушивалась к разговору.
— Да он ее съел! — воскликнула она и замахнулась на эрделя тряпкой. — Рыжий паршивец!
Эрдель звонко тявкнул и отодвинулся подальше. Тулускин развернулся к нему и пьяно крикнул:
— Иди сюда! Хочу посмотреть на твою морду! Зачем ты съел записку, гнида? — вопросил Тулускин. — Она ведь не для тебя была писана!
— А откуда вы знаете… — начала было Софья, но хозяин икнул и упредил вопрос:
— Я видел, что это записка. Она лежала на подушке. Только я протянул руку, как этот извращенец сцапал ее и принялся слюнявить. Я вырвал у него дару огрызков, но то были только отдельные, а потому бессмысленные слова, — с философской горечью заключил он и с надрывом завершил тираду:
— Пропала моя Лерочка навсегда.
— Ее объявили в федеральный розыск, — добавила Марья. — А это значит, что если и найдут, то только мертвую.
— Господь с вами! — испугалась Софья, радуясь в душе такому повороту дела.
Да уж, эрдель удачно, очень удачно слопал прощальную записку клиентки Дымова. Это означало, что муж ничего не знает о любовнике, поэтому можно смело вешать ему на уши лапшу. Надо только придумать хороший рецепт ее приготовления.
— Пожалуй, я пойду, — возбужденно сказала она.
— Мне нравятся ваши сапоги, — неожиданно сообщил Тулускин, переминаясь на ладонях в непосредственной близости от ног Софьи и пристально их озирая.
Софья посмотрела на Марью, глупо хихикнула и спросила:
— А он не кусается?
— Хозяин? Да нет, что вы! Хотя иной раз воет по ночам.
— Собачья у меня жизнь! — с чувством подтвердил Тулускин, кивая головой.
Эрдель сорвался с места и взволнованно облизал его лицо.
— Уйди, ты мне не друг, — отказался от его нежностей Тулускин. — Ты сжевал Лерочкину записку, рыжая гадина, и оставил меня в ужасной неизвестности.
Очутившись на улице, Софья не выдержала и рассмеялась. Все складывалось хорошо.
Конечно, ей и в голову не приходило, что портфель Дымова оказался для нее ящиком Пандоры, откуда уже выпущены на волю всевозможные бедствия и несчастья, и неизвестно, осталась ли на его дне надежда.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ЧЕТВЕРГ