Пакс

— Оцени ситуацию и прими её. У тебя сломана нога. Она сломана, мальчик. И мы договорились: ты остаёшься у меня до тех пор, пока я не скажу, что ты готов идти. Я объясняла, у меня и так уже много чего на совести, хватит. Так что выбор за тобой: либо остаёшься, пока я не скажу — пора, либо прямо сейчас возвращаешься к деду. Ну и? Ты передумал?

— Нет, но…

— Ага, значит, согласен? Дьяблеман, да нарежь ты уже этот хлеб.

Питер хотел было спорить, но не стал. Конечно, он не собирается тут торчать никакие две недели, но сейчас безопаснее всего слушаться и делать, что ему говорят.

Он наклонился над разделочной доской и начал нарезать, один за другим, шесть ровных толстых кусков хлеба. Вола тем временем шлёпнула на сковородку кусок масла и зажгла газ. Не оборачиваясь, указала на полку над рабочим столом.

— Выбери себе что-нибудь.

Во всю длину полки, как жидкие самоцветы, радужно мерцали стеклянные банки, составленные друг за другом в три ряда. Питер почитал надписи, сделанные большими печатными буквами от руки: ВИШНЯ, СЛИВА, ПОМИДОРЫ, ЧЕРНИКА, ЯБЛОКИ, ТЫКВА, ГРУША, ЗЕЛЁНАЯ ФАСОЛЬ, СВЁКЛА, ПЕРСИКИ. С края полки свисали плетёнки сухого чеснока и стручкового красного перца.

— Вы это всё сами выращиваете?

Вола, стоя к нему спиной, кивнула.

— У вас там сейчас деревья цветут — это что?

— Те, что вдоль ограды? Персики.

Питер указал на банку в конце полки.

— Тогда персики, — сказал он. — Если можно.

Вола открыла банку и дала ему вилку.

— Ой, а что это там за ветка?

— О господи. — Вола закатила глаза, выудила «ветку», слизнула сироп и бросила её через плечо в раковину. — Корица это. Ешь. — Забирая нарезанный хлеб, кивнула одобрительно. — Чеддер или швейцарский?

— Думаю, чеддер, наверное.

Вола выпрямилась.

— Ты думаешь, мальчик? То есть думаешь, но точно не знаешь?

Питер пожал плечами и нацепил ломтик персика на вилку. Вкус был такой же солнечно-золотой, как и цвет.

Вола, кажется, собиралась ещё что-то добавить о сырах, но решила воздержаться. Она сжала губы и, развернувшись — крутанувшись на деревянной ноге, — похромала к задней двери. Через минуту вернулась с куском сыра и молча принялась делать бутерброды. И вскоре они уже шипели на раскалённой сковородке.

Питер огляделся. В доме было не слишком просторно, но и не тесно. В чистые окна лилось солнце, омывая бревенчатые стены медовым светом. Перед камином стояли два кресла в синюю полоску и между ними, вместо журнального столика, — сундук со стопками книг. Несколько фонарей-бочонков стояли внизу или свисали с потолочных балок.

На камине фотографии, на стенах несколько картин, на полу возле кресла — корзинка с пряжей. Через открытую дверь за камином Питер увидел угол кровати, заправленной жёлтым клетчатым стёганым покрывалом. Для такой ненормальной хозяйки это был удивительно нормальный дом. Но всё же чего-то в нём не хватало. И ещё, заметил Питер, в доме было очень-очень тихо — вообще никаких звуков, не считая чирикания за окном и скворчания на сковородке, — но дело было не в этом. Не совсем в этом. Наконец его осенило:

— Ого. Да у вас тут электричества нет.

Вола перевернула лопаткой бутерброды.

— Насколько мне известно, в нашей стране это не преступление. Во всяком случае, пока.

Питер попытался прикинуть, чего бы у него не было, если бы не было электричества, но быстро сбился со счета. Он выловил последний кусочек персика, стуча вилкой о стеклянное дно. Вола всё ещё стояла к нему спиной, поэтому он поднял банку и допил оставшиеся капли сиропа.

— Нет, стойте. А откуда же у вас тогда лёд?

— На веранде стоит холодильник. Но он газовый. И плита тоже. И водонагреватель. Так что у меня тут есть всё необходимое.

Она поставила на стол две синие тарелки. От запаха еды у голодного Питера текли слюнки, но он ждал. Он чувствовал, что Вола ещё не закончила.

— И не только необходимое, гораздо больше. — Она села. — У меня есть мир.

— Потому что тут тихо?

— Нет. Потому что я ровно там, где должна быть, и делаю ровно то, что должна делать. Это — мир. Ешь.

Питер откусил бутерброд. Хлеб, пропитанный горячим сыром, подрумянился и хрустел.

Он отщипнул уголок и уже собирался по привычке опустить руку с угощением под стол, но вспомнил: под столом нет лиса. И он подумал: скучает ли Пакс по нему так же сильно, как он сейчас скучает по своему лису?

— Вам тут не одиноко?

— Я вижусь с людьми. С Беатрисой Букер, библиотекаршей. И с Робертом Джонсоном, водителем автобуса. И… в общем, я с ними вижусь. — Она сходила за сковородкой и переложила ещё один горячий бутерброд ему на тарелку. — Ешь.

Питер ел и думал над тем, что Вола сказала о мире. Закончив, он слизнул с пальцев масляные крошки.

— Что значит — вы делаете ровно то, что должны? Вы работаете?

— Естественно, работаю. У меня только под огородом пол-акра, а под фруктовым садом в два раза больше. Сегодня, например, я должна посеять окру и фасоль. Может, успею ещё поменять прокладку у погружного насоса. Тут всегда полно работы.