Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

В рамках своей деятельности в Берлине посол 17 июня посетил со­ветского поверенного в делах[766]. И хотя Шуленбург об этой беседе за­писал, что нанес Астахову лишь «обычный визит», проходил он на этот раз по меньшей мере не совсем в обычных условиях. С одной стороны, политическое руководство на Вильгельмштрассе (от Риббентропа и Вайцзеккера до Вёрмана) — главным образом под впечатлением пред­полагаемого сообщения Астахова болгарскому посланнику Драганову[767] — было весьма заинтересовано в повторном зондировании точки зрения Астахова. С этой целью Риббентроп снабдил Шуленбурга для беседы соответствующими инструкциями. С другой стороны, 15 июня послы Франции и Англии представили Молотову новый проект догово­ра, который, сточки зрения Берлина, мог сблизить позиции[768]. Риб­бентроп считал вмешательство желательным. Да и самому послу хотелось узнать, насколько соответствовали действительности сообще­ния Вайцзеккера, Вёрмана и Шнурре о предшествовавших благоприят­ных высказываниях Астахова. И наконец, он, видимо, снова, как и в прошлом году, искал возможность изложить Астахову собственные со­ображения.

Ход беседы с Астаховым убедил посла в том, что «пока в этом на­правлении успеха не достигнуто». Подтвердились предположения Шу­ленбурга, что некоторые немецкие партнеры по переговорам с Астаховым приняли желаемое за действительное и нарисовали Риббен­тропу и Гитлеру совсем иную картину, а не ту, которую увидели сами. Астахов и Шуленбургу несколько раз говорил «о том глубоком недове­рии, которое, конечно же, по-прежнему царит в Москве», но вместе с тем заявил, что в принципе стабильные отношения между обеими стра­нами были бы желательны. Тогда Шуленбург обратил внимание Аста­хова на смысл и цель зондажа Вайцзеккера 30 мая, которые сводились к тому, что немецкая сторона «была бы готова к нормализации и улучше­нию отношений... (и что) от СССР зависит сделать выбор». По словам Шуленбурга, Астахов это заявление правильно понял, но нашел его ту­манным и ни к чему не обязывающим. На вопрос о том, когда можно ожидать советского ответа по затронутым Вайцзеккером проблемам, Астахов сказал, что Советское правительство намеревается дать ответ Шуленбургу в Москве.

Инструкции Шуленбурга также предусматривали, что он «затро­нет широкий круг проблем (Япония, Польша, германо-советские пере­говоры)», перечисленные в не отосланной послу обширной инструкции! Шуленбург не захотел их обсуждать и, как он писал, до такого далеко идущего «разговора дело не дошло».

Согласно записям Астахова[769], после вступительных замечаний о дополнительных немецких пожеланиях, касающихся сырья, Шулен­бург сразу же перешел к вопросу политических отношений. Астахов, в частности, отметил: «Шуленбург сказал, что все в министерстве ино­странных дел, в том числе и Риббентроп, ждут ответа на вопрос, затро­нутый Вайцзеккером в разговоре со мною, и рассчитывают, что я им сообщу ответ. Шуленбург уверял, что беседу Вайцзеккера со мной надо понимать как первую попытку германского правительства к обмену мнениями об улучшении отношений. Германское правительство не ре­шается пока идти в этом направлении дальше, опасаясь натолкнуться на отрицательное отношение с нашей стороны. Конфиденциально, ссы­лаясь на свою беседу с Риббентропом, Шуленбург уверял, что атмосфе­ра для улучшения отношений назрела... Шуленбург настойчиво подчеркивал, что министерство иностранных дел ждет нашего ответа, прежде чем делать новые шаги. Сам Шуленбург задерживается на не­которое время в Германии, рассчитывая на прием у Гитлера». Его на­дежды не оправдались.

На самом деле Шуленбург, как обычно, сказал Астахову больше, чем указал в своей записке. По возвращении в Москву он рассказал сво­им сотрудникам и итальянскому коллеге, что разговоре Астаховым вел преимущественно «в личном плане» и «косвенным путем сообщил Со­ветскому правительству больше, чем был официально уполномо­чен»[770]. Очень откровенно говорил он с Астаховым о германо-советских отношениях и кое-что сообщил о своей собственной инициативе. Шуленбург уведомил, что Берлин готов сотрудничать с СССР в пределах возможного, и дал понять, что «лично он приветству­ет требование наркома «политической базы», но что СССР следует от­казаться от позиции недоверия и, наконец, объявить свои условия». В связи с этим посол подтвердил итальянскому коллеге, что в Берлине он прежде всего обсуждал возможность превращения действующего «со­глашения о нейтралитете» (Берлинский договор) в «пакт о ненападе­нии». Проводить Шуленбурга в Москву на вокзал прибыл Астахов. В многозначительных выражениях Шлип информировал об этом Риб­бентропа и Гитлера[771].