Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

- в форме заключения пакта о ненападении между Германией и СССР, сопровождаемого оказанием германского влияния на Японию, предоставлением совместных гарантий Прибалтийским государствам и подписанием экономического соглашения на широкой основе («план Шуленбурга» от конца июня 1939 г.).

Одновременно ответственные сотрудники германского посольства в Москве поставили в известность об этих намерениях и об уже прила­гавшихся усилиях Германии в направлении сближения с Советским правительством представителей западных держав; целью их инициа­тивы в отношении западных держав было побудить Англию и Францию к заключению политического, а в дальнейшем и военного оборонитель­ного союза с СССР, который мог бы дополнить и сделать многосторон­ней возникающую в результате подписания германо-советского пакта о ненападении систему безопасности в Центральной и Восточной Евро­пе и таким путем принудить Гитлера к «мирному образу действий».

Если у Риббентропа и Гитлера эти идеи занимавшихся Россией дип­ломатов встретили мало понимания, то у Советского правительства, несмотря на постоянное серьезное недоверие его к скрытым подлинным намерениям германской стороны, они смогли — с известной передвиж­кой фаз — вызвать интерес. Шуленбургу предположительно прежде всего в его беседах с Астаховым (17 июня 1939 г.) и Молотовым (28 июня 1939 г.) удалось пробудить к таким идеям интерес советской сто­роны намеками на то, что договор о нейтралитете все еще остается в си­ле, попутно сделанными им в ходе выполнения официальных поручений. Эти намеки, а также тот факт, что имперское правительст­во было в курсе усилий германского посла, о чем в конце июня было до­ведено до сведения Советского правительства итальянским министром иностранных дел, положительно воздействовали на советскую готов­ность к переговорам.

15 августа Молотов недвусмысленно проявил интерес к идее, ле­жавшей в основе «плана Шуленбурга», и осведомился об отношении германского правительства к вопросу заключения пакта о ненападе­нии. Он выразил готовность Советского правительства начать конкрет­ные переговоры при условии, что и имперское правительство одобрит этот (разработанный Шуленбургом) план. Гитлер незамедлительно дал положительный ответ, с жадностью подхватив это первое и конк­ретное волеизъявление советской стороны[1307]. И когда Шуленбург 17 ав­густа зачитал Молотову письменный ответ, содержавший готовность германского правительства заключить пакт о ненападении сроком на 25 лет, гарантировать нейтралитет Прибалтийских государств и ис­пользовать свое влияние на Японию с целью улучшения и укрепления советско-японских отношений, успех его усилий в Берлине и Москве стал вполне осязаемым. За вручением Молотову во второй половине дня 19 августа страдавшего недостатками германского проекта пакта о ненападении последовала передача в конце того же дня Шуленбургу советского контрпроекта и — поздно вечером — указание Сталина о подписании германо-советского экономического соглашения — перво­го этапа на пути договорное урегулирования отношений.

Тем самым проявленная дипломатией инициатива, собственно, уже достигла своей цели. Однако с обеих сторон дали себя знать наслое­ния проблем и осложнений: Гитлер воспользовался инициативой дип­ломатии в качестве средства для другой цели, а Советское правительство питало недоверие к провозглашенной цели или по край­ней мере сознавало ее амбивалентность. Эти обстоятельства — реши­тельное использование указанной дипломатической инициативы в интересах подготовки войны Гитлером и непонимание ее трудной и ча­стично независимой роли Советским правительством — придали ей ха­рактер трагического шага глобально-исторической значимости. Трагичность усилий Шуленбурга и его ближайших коллег состояла в том, что в те отмеченные лихорадочностью действий недели и дни, ко­торые предшествовали заключению пакта, они все больше сознавали свою объективно роковую роль, но в то же время в силу самими ими из­бранных предпосылок не видели никакого иного пути, кроме как еще упорнее стремиться к однажды поставленной себе цели.

Своего рода моментальный снимок этих отчаянных усилий, относя­щихся предположительно к 17 или 19 августа, оставил в своих воспоми­наниях Никита Хрущев, который поведал: