Пакт Молотова - Риббентропа

В 1989 г. МИД СССР, в котором в тот момент заправляли Шеварднадзе и Ковалев, саврганил некие заверенные копии «секретных протоколов», называемые еще иногда «панинскими копиями». Вполне допускаю, что Горбачеву могли их показывать. Копии эти понадобились для того, чтобы опубликовать их в официальных сборниках документов, что и было сделано в 1990 г. и 1992 г. (сборники «Год кризиса» и «Документы внешней политики СССР, том XXII). Если верить этим официальным изданиям, то реквизиты «секретного протокола» от 23 августа 1939 г. следующие: АВП СССР, Ф. 06, On. 1, П. 8, Д. 77, Л. 1–2. Если даже двадцать лет назад эти находки и вызывали у кого-то доверие, то сегодня их подложность просто бросается в глаза. Как могли копии секретных документов оказаться в мидовском архиве, если, как утверждают фальсификаторы, оригиналы «секретных протоколов» никогда не покидали архива ЦК КПСС? Даже на стандартном советском бланке шифротелеграммы стоит пометка «Строго секретно. Снятие копий воспрещается». Копировались секретные документы только в том случае, если они имели нескольких адресатов. Но об этом содержалось упоминание в самом тексте. Например так: «т. Сталину. Копии тт. Молотову, Кагановичу». Но даже в этом случае на бланке крупным шрифтом было набрано предупреждение «Подлежит возврату в 48 часов. (Пост. ПБ от 5 мая 27 г. пр № 100, п. 5)».

Записка Р. Г. Пихоя к В. П. Козлову. 29 октября 1992 г. Странно, что проработавший ни один год в архивах Пихоя не в состоянии отличить пломбу от печати. Лучше бы вместо пломбы показали хоть одну газету с отчетом о той эпохальной пресс-конференции.

Учет в партийном аппарате был образцовый, и мне трудно найти даже гипотетическую причину, по которой кто-то будет снимать копии с «секретных протоколов» и передавать их в другой архив, да еще в непрофильный фонд. Арсен Мартиросян в своем исследовании «Конец глобальной фальшивки» подметил:

«В НКИД-МИД СССР действительно существовал особый порядок раздельного архивного хранения открытых документов и конфиденциальных/секретных приложений/протоколов к ним. Но у этого «особого порядка» были очень четкие параметры. Если, например, основной (несекретный) договор хранился в АВП СССР, в архивном фонде «За — Германия, д. 243», (договор о дружбе и границе от 28 сентября хранится там же — Ф. За-Германия. Д. № 246), то секретный протокол к нему должен был бы храниться в Ф.ОЗа — Германия! Ноль перед буквенно-цифровым обозначением архивного фонда означает, что там концентрируются секретные или конфиденциальные документы.

Нам же предлагают удовлетворить свое любопытство бумажкой из Ф. 06, On. 1, П. 8, Д.77,Л. 1–2! в котором концентрировались дипломатические документы о повседневных контактах с иностранными представительствами в Москве, в том числе и материалы курирования германского посольства в Москве и переписки между ним и НКИД СССР!? А ведь попадание копий важнейших сверхсекретных межгосударственных протоколов в архивные дела с текущей дипломатической перепиской просто немыслимо»[103].

Валентин Сидак считает, что «панинские копии» все же существовали, и именно их использовали яковлевцы для введения «секретных протоколов» в научный оборот. Вопрос в том, с чего были сделаны эти копии и с какой целью. Вполне вероятно, что когда на Западе началась шумиха по поводу сговора Молотова-Риббентропа сотрудник МИД Панин сделал перевод скандальных документов из выпущенного Госдепом сборника для Молотова и, возможно, Сталина. Этим объясняется несколько необъяснимых фактов:

— зачем потребовалось снимать копии с якобы сверхсекретных протоколов;

— почему они заверены рядовым клерком Паниным, который не мог быть допущен к документам такой важности;

— почему панинские копии хранились в несекретном фонде архива МИД СССР, в то время как оригиналы якобы не покидали секретного партийного архива.