Палач

Если честно, то я не особо-то на него и глядел. Мое внимание отвлек совсем другой человек. Как я уже сказал, толпа все прибывала, и на площадке перед мэрией уже почти не было места. Да еще и стоящие впереди люди заслоняли обзор подошедшим позже. Кое-кто влез на массивные кованые скамьи с гнутыми спинками, оставшиеся стоять перед мэрией с прошлых времен.

Я увидел Иру. Она стояла на скамейке, жадно впившись взглядом в связанного парня. Ира прижала руки к груди и вся подалась вперед. В ее позе, взгляде сверкающих зеленых глаз было столько эмоций – гнев, ужас, непонимание, сочувствие, восхищение, – что мне стало не по себе. Я никогда не видел ее такой. Я вообще редко видел у нее проявление хоть каких-нибудь чувств. Даже когда у нас это случилось в первый раз – мне кажется, с моей стороны было больше эмоций. Она всегда оставалась холодна и выдержана. Получается, это только маска для меня?

Мне вдруг стало страшно. Не знаю почему. На минуту показалось, что я совсем не знал Иру и вот вдруг – увидел. Надеюсь, это и есть материнский инстинкт – женщина не может спокойно смотреть на то, как истязают человека. Конечно, этого парня еще никто не тронул, не считая связанных рук, но она уже представила, видела, как наяву, что с ним будет через неделю. Интересно, а она помнила, что я буду причастен ко всему, что случится? И как это отразится на наших отношениях?

Я тут же одернул себя. В конце концов, все случалось и раньше. Я просто не видел Ирину реакцию и не знал, что она так ко всему этому относится. За то время, что мы вместе, было поймано человек пять, не меньше, «гостей». Так что зря я себя накручиваю. Наверное…

Толпа радостно загудела. На крыльцо вышли сияющие Филин и отец Слава. Вот что называется – ни шла, ни ехала, новая рубаха… Не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Горожане, особенно те, кто на самом деле голодает, радуются еще и тому, что сегодня-завтра выдадут по дополнительному пайку в честь такого праздника. Не знаю, но мне это напоминает каннибализм.

Филин поднял обе руки, призывая собравшихся к тишине. Но толпа взревела еще громче – всем хотелось показать, как они рады. С той стороны, где стояли мы с дядей Борей, собралась кучка молодых парней. Они кричали громче всех, так что даже пленник вздрогнул и повернулся в нашу сторону. Я наконец смог разглядеть его лицо. Да… Поразительно красивый парень. Причем именно того типа, что больше всего нравится женщинам, – мужественный, с широкой хищной челюстью и высокими скулами – в сочетании с фигурой атлета он должен производить неизгладимое впечатление на слабонервных представительниц прекрасного пола. И глаза. Яркие, почти синие. Глаза такой чистоты, словно светящиеся изнутри, я видел только у одного человека – у моей любимой девочки, Иры. Только у нее они зеленые, а у парня – синие.

– Друзья! Господь послал нам Кару за наши грехи! – крикнул Филин, когда толпа умолкла. – Но он же дает нам прощение, посылая этого юношу, который спасет кого-то из нас! Послушаем же нашего святого отца Вячеслава!

Филин отступил на шаг назад, давая возможность выйти вперед Славе. Тот спросил что-то у парня – я видел, как шевельнулись губы.

– Братья и сестры! – завопил Слава дребезжащим тенором, воздев руки над толпой. – Этот юноша по имени Руслан послан нам самим Господом! Мы усердно молились в воскресенье, а я продолжаю молиться за вас каждый день…

Я не стал слушать незапланированную проповедь, повернулся и пошел прочь, толкая перед собой коляску с рюкзаками. Дядя Боря поспешил следом – он, как и я, не выносил «священника».

Мы прошли вдоль домов, окружающих площадь и перешли дорогу. Дядя Боря жил в непрестижной третьей линии. В городе жилье считалось тем круче, чем ближе к мэрии.

Я остановился у его подъезда:

– Дядь Борь, я у тебя рюкзаки оставлю, а сам пока в лес смотаюсь, ладно?

– Сережа, зачем ты спрашиваешь? Мой дом – твой дом, ты же знаешь… Только сам занеси, хорошо? – виновато добавил он, стесняясь своей слабости.

Я подхватил оба рюкзака и занес их в подъезд. Дождался, пока дядя Боря закатил тележку и поднялся на свой второй этаж. Он отпер дверь в квартиру ключом и пропустил меня вперед. Занеся рюкзаки на кухню, попросил:

– Дядь Борь, разберешь их пока, ладно? Я попозже приду, ничего?

– Иди, иди спокойно. Все сделаю.

Я пошел домой. На дядю Борю можно положиться. Человек-кремень, сказал – сделал. Мне кажется, он вообще единственный в городе, на кого можно положиться. Жаль только, что тает, как свечка. А всего-то шестьдесят ему…

У себя в квартире я переобулся в армейские берцы и надел брезентовую штормовку. Хоть и неказиста на вид, зато не рвется и к ней не цепляются ветки.