Палач

Мы выбрали для ночлега непострадавшую летнюю кухоньку, прилепившуюся рядом с одним из домов. Скорее даже сараюшка с дощатыми стенами и деревянной крышей.

– А как же деревни-то целы остались? – удивился я. – У нас пожары как начались, так еле отстояли.

– Так и тут то же самое, – пожал плечами Дима. – Ты же видишь, всего десяток домов более-менее целыми остались. Остальные сгорели… Тут чуть ли не полторы сотни дворов было, большое село.

– Ого! Я думал деревушка маленькая совсем.

– Так выгоревшие дворы уже лесом затянуло. У нас же из дерева строят, редко когда на фундаменте – если не потушат сразу, все дотла выгорает.

– У вас, на юге, тайга-то почти вся вырублена вокруг деревень, не говоря уж о городе, – пояснил Иваныч. – А тут, в наших местах, еще после Первой Кары почти все деревни, что в лесу стояли, погорели.

Иваныч остался во времянке раскладывать вещи, а мы с Дмитрием принесли дров, набрав их из аккуратных поленниц за домом. Тут вообще было жутковато. То здесь, то там я замечал следы прошлой жизни. Те же березовые дрова, пролежавшие тут десяток лет; чудом уцелевшие бельевые веревки, до сих пор натянутые на вкопанные во дворе деревянные рамки; яркие пластиковые детские игрушки, небрежной кучкой сваленные у веранды, – все напоминало о прежних хозяевах дома. И теперь уже не узнать, то ли бросили все впопыхах и подались в город, то ли прибило их где-то на работе или по пути домой и они вовсе тут не появлялись. В дом мы, не сговариваясь, заходить не стали.

Я нашел в уже завалившемся набок полусгнившем сарае небольшой топорик и наточил его тут же, во дворе, о большой точильный камень, брошенный возле входа во времянку. Наколол на гнилой колоде, изрубленной вдоль и поперек еще прежним хозяином, мелких щепок и отнес Иванычу. Скоро над крышей кухоньки закурился белый дымок, а чуть позже запахло гречкой.

Пока варилась каша и грелся чайник, мы расчистили угол кухоньки, где хозяева держали зерно в мешках – для кур. Зерно мы вынесли во двор, а земляной пол застелили еловыми лапами и накрыли сверху куском брезента, который Дима принес от соседей, – им был укрыт бежевый «жигуленок», стоящий во дворе. Во время Кары на него упал камень, который не только привел машину в негодность, но и не позволил ветру унести полог, прищемив его за угол.

Есть сели уже в кухоньке – к этому времени совсем стемнело, и Дима зажег свечку, найденную в столе.

Рыжая, которую Иваныч успел накормить раньше, уже улеглась на рогожке у порога, свернувшись калачиком и спрятав черный нос в пушистый хвост.

– Думаю, мы заслужили сегодня, – подмигнул Иваныч и полез в рюкзак.

На столе появилась бутылка водки, а Дима тут же расставил граненые стопки, до этого выставленные донышками вверх на подоконник.

– Мочедворская, – пошутил он. – У нас в городе считается самой лучшей. Серега, а у вас в Уральске гонят?

– Нет. У нас же заводик стоял водочный. Его перед самой Первой Карой армяне из Екатеринбурга выкупили. Водку сами не делали, а из привезенного спирта бренди или коньяк какой-то бодяжили. Так нам повезло, что перед самым камнепадом они две цистерны со спиртом привезли и в подземное хранилище слили. До сих пор пьем, а еще и одной не выпили. У нас и бренди это самое на складах есть, да его никто не пьет – говорят, отрава та еще, не знаю уж, что они туда мешали, но бывшие работники предпочитают чистый натурпродукт употреблять. Ну и мы все следом.

– Повезло вам, – улыбнулся Иваныч. – Если бы у нас такое, то я бы без работы остался.

– Будь у нас такое, – сказал Дима, разливая водку, – у нас все уже поспивались.

– Это так кажется, – возразил я. – Когда чего-то нет – хочется, а когда оно вон, иди и возьми, то и интереса нет. Пить-то с радости хочется, а сейчас какая радость? Только и смотри, чтоб не сожрали…

– Ну, вам-то грех жаловаться, – осторожно сказал Иваныч и взял стопку. – Ну, парни, давайте. Чтоб путешествие наше закончилось там, где нам надо, а не где судьба нам приготовила.

Мы выпили и застучали ложками по железным мискам. Гречка была рассыпчатая и пахла растительным маслом, которым Иваныч ее сдобрил. Выпили по второй, и, когда чувство голода уже немного улеглось, а водка растеклась огнем по венам, Иваныч спросил:

– Так что вы там увидели, парни? Я думал, не отойдете уже. Сами бледные, губы синие и трясетесь, как в лихорадке…

– Да ничего там вроде особенного нет, Иваныч, – ответил я, переглянувшись с Димой. – Логово там его. Гнездо он там себе сделал из утеплителя…

– Утеплителя? – округлил глаза Иваныч и полез за куревом.

– Ну да, негорючий какой-то. Мы таким в деревне чердак утепляли. Вул… Не, не помню.

– Ну, а еще что? – Иваныч протянул мне квадратик бумаги и подвинул жестянку с табаком.

– Голов человеческих проломленных куча… И два демопса с собаками заживо на крюках подвешены. Больше ничего нет. Я, по крайней мере, не увидел.

– Господи, а собаки-то ему зачем?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто нравится издеваться, наверное.

– И за что нам это наказание? – спросил Иваныч. Этот вопрос задавал хоть один раз каждый человек, оставшийся в живых.