Палач

— Еще вот что скажу. Та, которую ты назвал старой ведьмой, — моя мать. А что касается веселья, то оно состоится. Мы будем от души веселиться — точно так же, как и ты, Венцель Марцел, веселился, когда пять месяцев назад колесовал ее старшего сына, а значит, моего брата.

— Ты говоришь о тех разбойниках… — бюргермейстер не закончил. От сильного удара ногой в грудь у него перехватило дыхание.

— В этой проклятой жизни, среди этих лесов, этого неба и человеческой злобы каждый рождается для того, чтобы стать разбойником. Мы все — исчадия ада. Вот только волк не загрызет волка. А человек, играя с придуманными им законами, убивает придуманной справедливостью другого человека. Эти ваши законы сделали людей врагами. Они дали право называть одних разбойниками, а других — законниками, хотя последние ничем не отличаются от первых. Я вернулся с войны и нашел свою мать в лесу. Старуху выгнали из дома, так как ее сына колесовали за разбой. Из нее сделали разбойницу.

— Я дам выкуп за себя и своих людей, — дрожащим голосом предложил Венцель Марцел.

Главарь выпрямился и, засмеявшись, ответил:

— Это пусть благородные рыцари и власть предержащие господа берут выкуп. Нам не нужны ни серебро, ни золото. Куда бы мы ни пришли с ними, нас тут же схватят и в лучшем случае повесят. Мы живем одним днем. И даже половиной дня. И даже мгновением, когда хорошо нашим проклятым телам.

Оборванцы согласно закивали и стали воинственно размахивать дубовыми палками и кухонными ножами.

— А нам будет хорошо…

С этими словами главарь нырнул в повозку. Сразу же раздался крик Эльвы, и после недолгого сопротивления разбойник вытащил девушку за волосы. Крик радости и плотского счастья поднял на крыло птиц и заставил замереть зверьков.

— Какое ангельское личико, — сладко протянул один из стариков.

— А есть у нее крылышки? — еще слаще спросила стоящая рядом с ним старуха.

— А это мы сейчас узнаем, — смеясь, ответил главарь и рванул с груди Эльвы шемизетку.

Девушка молча забилась в руках разбойника, но тот крепко схватил ее за мауатр. Эльва вскрикнула и отшатнулась от насильника. Платье треснуло, оставив в руках главаря кусок валика.

— Сынок, не рви одежду. Она мне пригодится. Такая одежда стоит двух коров, — озабоченно наблюдая за происходящим, попросила мать разбойника, и тот покорно согласился:

— Вся ее одежда — твоя.

— Я всегда знала, что ты самый лучший из сыновей.

— Ну, чего стоите? — грозно крикнул главарь, обращаясь к своим оборванцам. — Придержите. Мама желает ее одежду. Не идти же маме на виселицу епископа в рваном блио.

Десятки трясущихся от возбуждения рук ухватились за отчаянно бьющуюся девушку.

Эльва громко закричала, потом зашлась от плача.

— Исчадия ада! Остановитесь! Вас покарает Бог, и сожрет в геенне огненной сам сатана! — в отчаянии закричал Венцель Марцел.

К нему тут же подскочили три разбойника и, прикладывая все усилия, стали вязать руки. Бюргермейстер пытался сопротивляться; он повалил двоих наземь и начал топтать их ногами, но сильный удар дубиной по голове заставил его пошатнуться и вновь опуститься на колени.

К своему сожалению и ужасу, он не потерял сознания. Только все происходящее словно замедлилось в движении и приобрело сиреневый оттенок. У бюргермейстера обмякло тело, и два слабосильных старика без труда заломили ему руки за спину и связали конопляной веревкой. Потом он приподнял голову и сквозь липкую кровь увидел, как на миг расступилась толпа рычащих в восторге лесных бродяг. Сначала он разглядел извивающуюся на холодной земле Эльву и мнущего ее грудь главаря. Затем между расступившимися разбойниками важно прошла старуха, неся одежду девушки над головой.

— Сынок, ты не снимай свой нагрудный панцирь. Пусть ангелочек почувствует твое железо и на груди, и между ног.

— Хорошо, мама, — с усилием ответил сынок. Несмотря на многорукую помощь, он все еще не мог укротить сопротивляющуюся из последних сил девушку.

Но жертва слабела. Почувствовав это, несколько парней уже заспорили, кто будет следующим после главаря. Спор тут же перерос в драку и оскорбительные выкрики. Воспользовавшись тем, что более молодые насильники увлеклись потасовкой, к телу обнаженной девушки потянулись скрюченные пальцы стариков. Они знали, что их очередь последняя, но была возможность хотя бы попытаться возбудиться, притронувшись к коже и волосам юного создания.

— О Господи, сжалься и дай мне умереть, — заплакал Венцель Марцел. — А потом пусть придет сам сатана и заберет с собой этих негодяев!

Слезы отчаяния брызнули из его глаз, и в этой кроваво-водяной пелене бюргермейстер воззрел… его — сатану!

Венцель Марцел увидел звероподобное лицо, искаженное гневом, и почувствовал запах гниющей плоти. Потом это существо встало и повернулось к нему спиной.

— Кто знает меня?

Сатана сдернул с головы капюшон.

Грозный голос заставил всех посмотреть на пришедшего. Крики, стоны, вздохи, сопровождавшие возню, тут же утихли, и над местом человеческого ада повисла гробовая тишина.