Палач Демона

– Бельмим, – пожав плечами, ответил возница.

– Ясно, толку от тебя немного, – констатировал есаул и, забрав из подводы свои пожитки, приятели отправились на поиски госпиталя. Обоим сразу же бросилось в глаза почти полное отсутствие людей на городских улицах.

– Что тут случилось? – тревожно спросил Беляев. – Не знаю, наверное, опять твои большевички постарались! – ответил ему есаул. В самом деле, офицеров словно преследовал злой рок.

К сожалению, они ничего не знали о том, что перед их прибытием в Севастополь, по городу прокатилась волна красного террора.

Начало кровавым расправам было положено 15 (28 по новому стилю) декабря 1917 года, когда матросы с эсминцев "Фидониси" и "Гаджибей" разоружили своих офицеров. Затем, не откладывая дела в долгий ящик, они прогнали пленных через весь город и расстреляли на Малаховом кургане. Эта жестокая казнь сыграла роль своего рода запального фитиля к последующим, куда более массовым расправам. Охота на офицеров и всяких там "буржуев" началась по всему Севастополю. Людей хватали прямо на улицах озверевшие команды военных судов врывались прямо в дома…

Не успели друзья добраться до центра, как были задержаны матросским патрулем. На бушлатах у черноморцев красовались алые банты.

– Стой! Документы давай! – приказал старший – невысокий матрос в бескозырке с надписью "Гаджибей".

– Вот, – Григорий Беляев протянул матросам документы на имя Василия Федоровича Белых.

– Ты!.. – обращаясь к Маматову, приказал другой патрульный – высокий и крепкий блондин. Есаул молча дал ему бумагу, в которой значилось, что он – Ефимов Мирон Павлович.

– Откуда и куда путь держите? – внимательно изучив документы, спросил матрос с "Гаджибея". – Разыскиваем врача, одного, – ответил Маматов, благоразумно не упомянув, откуда именно они прибыли в Севастополь.

– Как звать лекаря вашего? – спросил матрос.

– Малич Владимир Евграфович, – пояснил есаул и спросил: "Не подскажете, где здесь госпиталь?" – Он тут не один, – прозвучало в ответ.

– Врач-то ваш часом не из дворян? А то намедни немало их в расход пустили!

– Да что ты, Василий Пантелеич, не видишь, что ли?!.. – вдруг громко крикнул молчавший до того третий матрос. Это же их благородия! В расход гнид!

– Тихо! – рявкнул старший. Обыскать обоих! Есаул с Беляевым попытались было сопротивляться, но их схватили цепкие руки. На помощь патрулю примчался еще с десяток матросов. У задержанных отобрали наган и маузер с патронами, а у Маматова к тому же еще и дамасский кинжал. Попутно обоих сильно избили и, связав руки за спиной веревками, куда-то повели. Как вскоре выяснилось, в порт. Оттуда, закинув в большую шлюпку, доставили на борт какого-то грузового судна. Уже смеркалось и поэтому названия корабля пленникам прочесть не удалось. Подгоняя пойманных пинками и ударами, матросы бросили их в темный и холодный трюм, где уже сидели два десятка арестованных.

– Что делать будем? – подползая к Маматову, спросил Григорий.

– Не знаю, – ответил тот.

– А что тут знать? – услышали они чей-то хриплый голос справа. Помирать, вероятно.

– Зачем? – пожал плечами есаул. Надо как-то выбираться!

– Куда и как, не подскажете ли, любезнейший? – усмехнулся едва различимый в тусклом свете электрической лампочки собеседник. Это был полный мужчина средних лет в дорогом сером пальто и шерстяных брюках. На ногах его блестели лакированные ботинки. Заметив, что собеседники смотрят на его обувь, он усмехнулся и сказал: " Думаете, небось, как большевички такую знатную обувку проглядели? Ничего, они своего не упустят! Перед расстрелом все поснимают, кроме белья. Я то уж знаю, видел…" Лицо его было разбито, а во рту не хватало зубов. Поэтому говорил он, шамкая.

– Простите, забыл представиться, Прохор Семенович Садовников, из купцов.

– Мирон Павлович Ефимов, – ответил Константин Маматов.

– Василий Федорович Белых, – отрекомендовался его спутник Григорий Беляев. Оба назвали те имена и фамилии, которые были указаны в их документах. Они решили твердо стоять на своем. И ни за что не выдать своих настоящих имен. Тем более, своего происхождения.

Но беда в том, что документов, что у них нашли при обыске, оказалось по два на брата!

– Не скажете, чего это матросики так озверели? – спросил есаул нового знакомца Прохора Садовникова.