Палач и Дева

По законам королевства меня полагалось освободить. Но у его святейшества имелись веские основания считать бывшего палача личным врагом. Для меня могли сделать исключение.

Выпрямившись, я наблюдал, как глухо и недовольно шумит толпа, не дождавшаяся кровавого зрелища. Монахи у помоста нервничали. Вокруг кресла королевской свиты заметно прибавилось гвардейцев. Святой отец шептал что-то, склонясь к уху короля. Тот морщился удивленно. После некоторого раздумья кивнул.

"Виселица!" - злорадно шелестело в толпе.

Два дюжих заплечных дел мастера поднялись на помост, брезгливо переступив через съежившегося Эрчи, и повели меня к виселице. Они торопились. Толстая веревка упала на плечи. Палачи осмотрели петлю, проверили крепость узла. Хотели завязать глаза, но я воспротивился, и они не решились спорить.

На площади стало тихо. Где-то в толпе плакал грудной ребенок.

Мощным ударом палачи выбили из-под меня дощатую подставку. Тело рухнуло вниз, шершавая петля резанула подбородок, и... я стал на ноги. Оборвавшаяся веревка болталась под перекладиной.

Разом ахнули сотни глоток. И тут же гром возмущенных криков, проклятий, пронзительный свист накатился на помост. В палачей летели камни и гнилые овощи. Невдалеке, упав на колени, корчился и рвал на себе волосы Эрчи.

Сияющие глаза Девы нашли меня. Я все понял. Только ей под силу было выхватить меня из объятий смерти, хотя самой осталось жить мгновения. Губы Девы шевелились. В шуме, сотрясавшем площадь, я не. мог различить слов, но догадался, почувствовал их сердцем: "У тебя будут сильные, гордые дети, Вир!.."

Святой отец безуспешно пытался укрыться от разъяренного взгляда короля. Палачи смотрели на меня с суеверным ужасом. Страх светился и в глазах его величества, торопливо взмахнувшего рукой с зажатой в ней перчаткой. С меня сняли петлю, развязали сведенные сзади руки. Я был свободен.

Толпа расступилась, молча и покорно давая дорогу. За спиной потрескивал поджигаемый хворост. Я не оглядывался. Не хотел, чтобы монахи видели слезы на моих щеках. И все же не выдержал, рванулся назад, услыхав короткий сдавленный крик. Чьи-то руки мягко удержали меня. Эти же руки немного погодя вложили в ладони хлеб и кувшин с молоком.

- Она погибла достойно, как настоящий человек! - сказал старый горец.

Горянка с ребенком на руках, приблизившись ко мне, проговорила:

- Мы знаем о тебе. Она посылала нам весточки из темницы. Мы - друзья твои, Вир.

Ребенок ее смеялся и протягивал мне ручонки. Мы пошли прочь с площади. Так я снова стал Виром, свободным человеком.