Палач, или Аббатство виноградарей

Собак Святого Бернарда отбирают — а точнее сказать, отбирали, поскольку, как известно, ныне эта старинная порода исчезла — за крупные размеры, длинные ноги и короткую шерсть, о чем и говорил Пьер. Физическая крепость им требовалась, чтобы во многих случаях оказывать помощь путникам, а также чтобы легко карабкаться по горам, два же последних из названных выше качеств — чтобы не бояться пурги и сугробов. При подготовке их приучали к человеку, делая преданными его друзьями: заставляли запоминать тропы и никогда от них не удаляться (за исключением особых — требующих наивысшего напряжения сил и способностей — случаев), а также учили отыскивать и извлекать наружу тех, кого погребла под собой лавина. Все эти обязанности Уберто исполнял так давно, что был повсеместно признан самой умной и надежной из собак-спасателей. Пьер, хорошо знавший пса, шел за ним с тем большей уверенностью, всецело полагаясь на его природные качества. Поэтому, когда мастифф круто свернул с курса, взятого вначале, проводник последовал его примеру, для верности отмел в сторону немного снега и затем радостно объявил, что потерянная тропа нашлась. Эта новость была встречена как отсрочка смертного приговора, хотя люди опытные хорошо знали, что впереди еще час с лишним изнурительного пути и что чем дальше, тем труднее будет его преодолевать. Когда при радостном известии у путешественников-мужчин вырвался крик ликования, их хрупкие спутницы, готовые вот-вот поддаться ужасной, предвещающей смерть сонливости, встрепенулись, и кровь в их жилах побежала быстрее.

Группа передвигалась теперь проворнее, чем прежде, хотя это было нелегко из-за неистовства бури и укусов мороза, противостоять которым едва могли даже сильнейшие. При мысли о том, что во власть буре, заставлявшей дрожать даже самых крепких телом и душой мужчин, отданы Адельгейда и его сестра, Сигизмунд испускал еле слышные стоны. Обняв сестру, молодой солдат скорее нес ее, чем вел: ему, достаточно хорошо знакомому с местностью, было известно, что от Седловины их отделяет еще очень большое расстояние, преодолеть которое без посторонней помощи Кристина неспособна.

Время от времени Пьер обращал речь к собакам. Неттуно, боясь потерять Уберто, держался с ним рядом; тропа была теперь едва различима, и требовалось внимание, чтобы ее не потерять: тьма сгустилась, и в двух шагах было уже ничего не видно. Каждый раз, когда кто-нибудь называл имя Уберто, пес останавливался и вилял хвостом или каким-либо иным знаком демонстрировал людям свое понимание и верность. После одной из таких кратких остановок старый Уберто и его компаньон вдруг отказались продолжать путь. Проводник, оба старых дворянина и наконец все прочие собрались вокруг собак, но ни криками, ни уговорами не могли заставить их тронуться с места.

— Значит, мы опять сбились с пути? — произнес барон де Вилладинг, теснее прижимая Адельгейду к своему колотящемуся сердцу. Он был близок к тому, чтобы, отчаявшись, примириться с общей печальной участью. — Неужели Господь все же оставил нас? Дочь моя… любимое мое дитя!

Словно в ответ на этот трогательный призыв, Уберто взвыл и отчаянным прыжком скрылся из глаз. Неттуно с бешеным хриплым лаем помчался вдогонку. Пьер без колебания пустился следом, а за ним по пятам устремились Сигизмунд, который решил, что проводник хочет догнать сбежавших собак, и Мазо — тот догадывался, что происходит.

— Коли Неттуно так разлаялся, значит, он учуял что-то еще, кроме града, снега и ветра, — проговорил сметливый итальянец. — Здесь поблизости либо еще одна группа путешественников — не мы одни, как я знаю, блуждаем нынче в горах…

— Господи спаси! Вы уверены? — воскликнул синьор Гримальди, заметив, что Мазо запнулся.

— Уверен, здесь были и другие, синьор, — медленно, словно взвешивая каждое слово, отвечал моряк. — Ага, вот возвращается наш четвероногий друг, и Пьер, и капитан, и несут нам вести — злые или добрые.

Не успел Мазо договорить, как те, кого он упомянул, присоединились к своим товарищам. Они поспешно заверили продрогших спутников, что долгожданное Прибежище уже близко и лишь темнота и метель мешают его разглядеть.

— Благая это была мысль воздвигнуть здесь приют. Не иначе как сам святой Августин внушил ее праведным отцам! — радостно воскликнул Пьер, не считавший более нужным скрывать от путешественников, какой опасности они подвергались. — Не поручусь, что даже сам я, в такое ненастье, мог бы добраться до монастырской гостиницы. Вы, наверное, принадлежите к Католической Церкви, синьор, раз вы из Италии?

— Я один из ее недостойных детей, — отозвался генуэзец.

— Не иначе как молитвы святому Августину и обет, который я принес Пресвятой Деве анахоретовnote 156, снискали нам эту незаслуженную милость! Никогда прежде не приходилось мне слышать, чтобы собаки Святого Бернарда вели путников сюда, в Прибежище! Их дело — отыскивать замерзших и показывать странникам путь в монастырскую гостиницу. Вы ведь видели: Уберто колебался, но обет — или, быть может, молитвы — нам под конец помогли.