Как уже упоминалось ранее, древний монастырь Святого Бернарда был основан в ранние века христианской эры. Он стоит на самом краю крутого подъема, последнего на пути к Седловине. Высокое строение, узкое, но длинное, неуютное с виду, возведено из местного красно-коричневого камня; фронтон здания обращен к Вале, а фасад вытянут вдоль тесного ущелья, в котором оно помещается. Прямо перед главной дверью встает кривой бугор, через который следует тропа, ведущая в Италию. Именно это место является высочайшей точкой перевала, а само здание — самым высокогорным обиталищем в Европе. Ширина ущелья здесь составляет около ста ярдовnote 159
, а по обоим его краям возвышаются, на тысячу с лишним футов, беспорядочные кучи красноватых камней. Они, однако, кажутся карликовыми в сравнении с другими грудами, из которых несколько, напротив монастыря, достигают высоты вечных снегов. Отсюда тропа идет под гору. Когда подтаивают сугробы перед монастырем (а они не сходят даже в самые жаркие летние дни), вода течет частью в долину Роны, а частью на земли Пьемонта, и лишь после долгого извилистого пути по французским и итальянским равнинам вливается в общий бассейн — Средиземное море. Покинув монастырь, тропа пробегает у подножия скал, оставляя с левой стороны небольшое прозрачное озеро, которое почти полностью занимает дно ущелья. Затем, на другом краю Седловины, она теряется среди рядов остроконечных камней. В этом месте находят сток излишки озерной воды: небольшим проворным ручейком они струятся, журча, по солнечной стороне Альп. Итальянскую границу тропа пересекает у берега озера, на расстоянии мушкетного выстрела от обиталища августинцев, вблизи того места, где римляне воздвигли в свое время храм в честь Юпитера Громовержцаnote 160. Все вышеописанное открылось взору Сигизмунда, когда он покинул монастырь в намерении подождать на воздухе, пока прибудут остальные путники. Солнце пока еще не приблизилось к зениту, хотя до стен монастыря, расположенного высоко в горах, его лучи добрались уже час назад. От монастырского служителя Сигизмунд узнал, что рядовые путешественники (каких в теплое время нередко набирается в монастырских спальнях не одна сотня) сейчас утоляют голод в трапезной для простолюдинов, и решил держаться от них подальше, чтобы избежать праздных расспросов, которые последуют за известием о том, что случилось внизу. Перед зданием монастыря один из братьев ласкал собак — четырех или пятерых гигантских мастиффов, которые прыгали вокруг него с глухим лаем, в то время как старина Уберто расхаживал меж ними степенно и важно, как и подобало в его годы. Заметив гостя, августинец покинул собак и приветствовал его, подняв свой головной убор, похожий на восточный. На открытую улыбку монаха, такого же молодого, как он сам, Сигизмунд ответил тем же. Подобного случая он и желал, чтобы завязать дружественную беседу, и юноши стали прогуливаться вместе по берегу озера, по тропе, ведущей через Седловину.— Вы еще столь молоды, брат, — заметил воин, когда между беседующими установилась известная доверительность. — Видно, к своим человеколюбивым трудам вы приступили недавно и провели здесь одну-две зимы, не больше?
— Нынешняя будет восьмой. Сперва я был послушником, потом монахом. К здешней жизни приучаются с малых лет, но даже длительная привычка не спасает легкие, если год за годом подвергать их действию местного разреженного воздуха и морозов. При любой возможности мы спускаемся в Мартиньи, чтобы побыть в более пригодной для человека атмосфере. А ты, наверное, попал прошлой ночью там, внизу, в ужасную бурю?
— Ужаснейшую. Остается благодарить Бога, что все позади, мы уцелели и можем пользоваться вашим гостеприимством. А кроме нас, был в горах еще кто-нибудь? Много народу направлялось в Италию или из Италии?
— Лишь те, кто завтракает сейчас в общей трапезной, а из Аосты — никого. Для путешественников сезон уже закончился. В этот месяц у нас бывают только те, кого гонит нужда и у кого есть особые причины не считаться с плохой погодой. Летом же сюда прибывает порой до тысячи человек.
— Те, кого вы принимаете, достопочтенный брат, должны быть очень вам благодарны: ведь эти края, судя по всему, изобилием не отличаются.
Сигизмунд с монахом оглядели обширные нагромождения нагих иззубренных скал и, встретившись глазами, усмехнулись.
— Природа здесь не родит совсем ничего, — отвечал августинец. — Далее горючее для отопления приходится привозить на мулах издалека, а ты согласишься, конечно, что оно здесь всего нужней. К счастью, у нас есть остатки прежних богатых пожертвований, а кроме того…
Молодой монах умолк в нерешительности.
— Вы собирались сказать, отец, что посетители, которым под силу отблагодарить монастырь, вспоминают иной раз о нуждах тех, кто, встречая такой же радушный прием, не может выказать свои почтительные чувства по скудости средств.