Палач, или Аббатство виноградарей

Не тронь его, молю! — ведь он безумен.

«Комедия ошибок»

Те издавна существующие празднества, которые в Швейцарии связываются с именем Аббатства виноградарей, возникли, вероятно, в подражание чествованию Вакхаnote 89.

Первоначально они отличались деревенской простотой и безыскусностью и были далеки от затейливых, пышных, аллегорических церемоний, каковыми стали впоследствии; строгость монастырского устава препятствовала обращаться к образам языческой мифологии, это произошло значительно позднее; обычай этот основали религиозные братства, владеющие обширными виноградниками в округе. Пока празднества были не слишком пышны, их затевали ежегодно; но как только они стали требовать более существенных затрат и более тщательных приготовлений, ежегодный порядок был нарушен; Аббатство стало устраивать их раз в три года, а затем — раз в шесть лет. И чем более возрастало время, необходимое для сбора средств, тем пышнее проводились празднества, пока наконец не превратились в последовательность пышных торжеств, куда толпами стекались праздные, любопытные наблюдатели — и из Швейцарии, и из соседних земель. Городу Веве благоприятствовали обстоятельства, и, как это часто бывает, он не преминул извлечь из них пользу; и потому, с течением лет, ближе к эпохе Великой Французской революции, празднества эти стали устраивать неизменно. За теми, о которых идет речь, уже стоял прочно укоренившийся обычай; подготовка их велась долго и тщательно, и зрителей собралось гораздо больше, чем обычно.

Рано утром в Веве, на второй день после прибытия наших путешественников в соседний замок Блоне, отряд воинов с алебардами, наподобие стражей, что встречались тогда почти при всех королевских дворах Европы, промаршировал на обширную городскую площадь и, заняв почти всю ее середину, выставил посты, воспрепятствовавшие обычному движению повозок и пешеходов. Это была мера, предваряющая начало празднеств, ибо площадь была местом, избранным для большинства церемоний. Появление стражников возбудило всеобщее любопытство, и ко времени, когда солнце высоко поднялось над холмами Фрибура, тысячи зрителей скопились на площади и прилегающих к ней улицах; с противолежащего берега

Савойи каждую минуту прибывали лодки, в которых сидели крестьяне со своими семьями.

Близ верхнего края площади были возведены просторные подмостки для размещения тех, кто обладал высоким титулом либо мог добиться почестей при помощи испытанного средства; менее скромные сооружения, в виде параллелограмма, окаймляли три стороны площади, ожидая менее избалованных фортуной зрителей, и помимо них — актеров предстоящего действа. У края возле воды никаких построек не было, но там высился лес латинских рей, и палубы в совокупности образовывали собой площадку более обширную, чем возведенные на суше зрительские места. По временам слышалась музыка, сопровождаемая теми дикими альпийскими возгласами, которые столь характерны для песен обитателей гор. Городские власти были давно на ногах и, как это свойственно важным чиновникам в маленьких городках, распоряжались с необычайной суетой, которая сама по себе только доказывала их ничтожество, хотя лица сих государственных мужей сохраняли выражение важности.

Площадка, возведенная для наиболее важных зрителей, была украшена флагами; посередине над ней возвышался балдахин из пестрого шелка. Внизу площади находилось здание, напоминающее замок, и его окна закрывали полосатые шторы, что выдавало его общественное предназначение; оно также было украшено флагами, и цвета республики развевались над его островерхими крышами и полоскались вдоль стен. Это была официальная резиденция Петера Хофмейстера, чиновника, которого мы уже успели представить читателю.

Часом позже выстрел возвестил всевозможным актерским труппам, находящимся в городе, что пора начинать празднество, и вскоре они, одна за одной, стали прибывать на площадь. Когда, под звуки рожка или горна, прошла небольшая процессия, любопытство зрителей еще более возросло, и народу позволили заполнить те небольшие части площади, которые не предназначались для каких-либо иных целей. Как раз к этому времени на возвышении появился один человек. Наверное, он пользовался особыми привилегиями, судя по восторженным возгласам, какими встретила его толпа. Это был добрейший монах из обители Святого Бернарда, с обнаженной головой и веселым, довольным лицом, отвечавший на приветствия многих крестьян, которые, во имя святого Августина, предоставляли ему приют, когда он путешествовал в долинах, или сами пользовались гостеприимством обители, бывая в горах. Приветствия эти свидетельствовали в пользу человечества, ибо были искренни, полны сердечного тепла и почтительности по отношению к религиозному служителю и в его лице — к неустанно творящему благие дела монашескому сообществу.