Однажды я настолько обезумел, что привел своего любимого к себе, забыв, что дома гостит Скорпиус… — и Драко замолчал надолго. — Он вошел в комнату как раз тогда, когда его отец драл своего любовника в задницу так, что кровать грозила рассыпаться. Он стоял и смотрел на это, пока я не кончил и не скатился с любовника. Вот тогда я впервые увидел ненависть в его глазах. Я, бывший для него примером для подражания, оказался всего лишь грязным педиком, не стесняющимся приводить хахалей на супружеское ложе. Скорпиус сопоставил слезы и угнетенное состояние Астории, мои постоянные отлучки, грязные намеки в «Пророке». И возненавидел меня так сильно, как можно возненавидеть только низвергнутого идола.
Астория в ту же ночь собрала вещи и ушла из моей жизни. Сегодня был первый раз с той самой ночи, как я увидел Скорпиуса. Увидел, чтобы выслушать новые оскорбления.
— Он простит тебя. Он все еще тебя любит, потому так сильно и ненавидит. Когда он повзрослеет и отбросит этот юношеский максимализм, он найдет в себе силы простить тебя.
— Нет, не простит. Я сам себя никогда не прощу. После этой истории Люциус слег и вскоре умер. Его смерть тоже на моей совести. Я не смог стать тем сыном и отцом, которым можно было бы гордиться. Я подвел двух самых дорогих мне людей. Я полный неудачник, Поттер. Так что, может оно и к лучшему, что я теперь вляпался в историю с маньяком. Приговорят к Поцелую — и дело с концом!
— Не смей так говорить! Никто не заслуживает такой участи! И особенно ты!
— Что ты знаешь обо мне, Поттер? — устало вздохнул Драко. — Мы встретились впервые за многие годы. Прошло всего три дня.
— Поверь мне, я умею разбираться в людях, Малфой. И разве тебе не кажется, что мы стали ближе? — спросил Гарри и замер.
— Значит, мне не почудилось? — после некоторого молчания произнес Драко, и Гарри облегченно выдохнул: ему было очень важно, чтобы Малфой чувствовал то же, что и он.
— Нет, не показалось. Мы стали гораздо ближе, чем могли бы когда-нибудь предположить.
— Знаешь, я очень рад этому.
— Я тоже.
Они снова пили молча, но теперь из этой тишины вокруг них исчезла гудящая, тяжелая горечь боли и утраты.
Глава 8
Гарри Поттер сидел в своем кабинете и не мигая, словно змея, смотрел на мистера Ледерманна. Старенький зельевар поерзывал в глубоком жестком кресле, чувствуя себя весьма неуютно и некомфортно. А кто бы так себя не чувствовал под холодным изучающим взором Главного Аврора страны? Наконец, Гарри пошевелился, протянул руку к бумагам и уставился в них, продолжая молчаливую пытку. Вот тут-то мистер Ледерманн занервничал гораздо сильнее: Мерлин его знает, что понаписали эти недоучки из Отдела внутренних расследований!
— Значит, вы утверждаете, что не знаете, каким образом в вашем зелье обнаружились компоненты, едва не отравившие мистера Малфоя? — Поттер сдвинул очки на кончик носа и пристально посмотрел в бесцветные от старости глаза Ледерманна. Он долго тренировал этот пронизывающий взгляд, позаимствовав его у Дамблдора, вот только у директора Хогвартса никогда не было таких холодных и колючих глаз. Мистер Ледерманн вздрогнул.
— Смею предположить, молодой человек…
— Послушайте, мистер Ледерманн, — перебил его Гарри, поморщившись, — мы с вами не у тетушки на именинах, извольте соблюдать субординацию.
— Но я думал, что мой возраст и квалификация несколько смягчают эти и без того нетвердые требования… Хотя, ладно, чего еще можно ожидать от… — мистер Ледерманн вовремя остановился, иначе Поттер точно бы задержал его еще на несколько дней за оскорбление при исполнении. И без того он провел Рождество в камере, чувствуя себя еще более одиноким, чем после смерти жены двадцать лет назад. Старенький еврей поправил сползающие очки и напомнил себе, что этого молодого выскочки еще и в проекте не было, когда он помог раскрыть свою первую сотню дел. Мистер Ледерманн вздохнул и продолжил со все более звенящей учтивостью: — Я склонен полагать, что мое зелье тут ни при чем. Технология отработана столетиями зельеварения и отшлифована до безупречности лично мной, а это дорогого стоит, господин Главный Аврор! Не бывало такого раньше и не будет впредь, чтобы из рук Ледерманна выходило неправильное зелье! — Старик приподнялся в кресле, блестя глазами и воздев узловатый, чуть дрожащий от волнения палец к потолку.
Реакции не последовало и зельевар снова сел в неудобное для его старческих костей кресло. Он снова вспомнил, что на кону и какое именно преступление пытается раскрыть Главный Аврор. Что ему именитый зельевар, если от его действий зависело, поймают ли жуткого маньяка? Пусть уж как хочет, так и разговаривает, лишь бы толк был!