Палач (СИ)

   – Конечно «буль», – согласился я. - Но толку с меня сегодня не будет. Какая тебе разница: три камня мы сегодня не доложим или всего два? Понимаю, что ты и так долго ждал, но день-два здесь роли не сыграет. если я сорву спину или истощусь, тебя устроит неделя вынужденного отдыха?

   «Зеркальный» обиженно промолчал.

   – Ну и хрен с тобой, дуйся, – отмахнулся я и, свистнув задремавшей на дальнем уступе Мелочи, направился к выходу.

   Какое-то время за спиной было тихо, словно алтарь обдумывал мои слова. Но когда я подошел к лестничной арке и поставил ногу на ступеньку, по стене рядом с ней пробежал тоненький ручеек. И, сложившись в короткое, но емкое «жду», с шелестом убежал обратно.

***

   – ВЗЫВА-А-АЙ…

   – Да демон тебя забери, сколько же можно мешать мне спать! – с чувством проорал я, в очередной раз подскочив на постели. Подушка подо мной была мокрой – хоть выжимай, все тело блестело от пота, а внутри все вибрировало от дурацкого голоса, благодаря которому я уже третью ночь видел кошмары. - Я понял уже. Понял, не дурак. Когда буду тонуть, обязательно позову! Неужели обязательно надо это повторять, чтобы стало ясно, что я услышал?!

   Отдышавшись, я вытер со лба холодный пот и взглянул за окно.

   Еще темно. Но ночь сегодня была на редкость светлая, лунная. Самое время для загородных прогулок.

   Машинально поискав взглядом Мелочь и не найдя ее на подоконнике, я с опозданием вспомнил, что после возвращения из храма снова отправил ее к мальчишке Искадо. После чего неохотно встал, пригладил мокрые от пота волосы и со вздохом пошел собираться.

   – Хозяин, вы уходите? – с беспокойством спросил дворецкий, когда я спустился вниз и взялся за плащ и шляпу.

   Я хмуро кивнул.

   Да, за пару свечей я немного поспал, но толком все равно не восстановился. Спать в схроне дольше трех дней подряд не рекомендовалось, поэтому мне ещё сутки придется ночевать в постели, как обычному человеку. Сегодня этого не хватило для полноценного отдыха. Но время уже к полуночи. И если я не доберусь до Дома милосердия сегодня, то и завтра, скорее всего, сделать этого не удастся.

   Чтобы сэкономить силы, с тропами я на этот раз мудрить не стал. Сделал сперва две коротких, добравшись до метки на окраине города. А затем одну длинную до старого монастыря, благо его-то расположение я уж точно никогда не забуду. Уже там, оказавшись перед закрытыми воротами, я скользнул на темную сторону и набросил на себя доспех. А то мало ли, вдруг на целителя с визуализатором нарвусь? Или еще кого по дороге встречу? Пусть уж лучше он на допросе у Корна скажет, что видел умруна или моргула, чем сможет опознать меня в лицо.

   Как только вокруг меня сомкнулась Тьма, а черно-белый мир раскрасился разноцветными полосками заклинаний, по темной стороне пронесся долгий тягучий вой, смутно похожий на тот, что я уже слышал в Верле. Правда, тогда тварь была всего одна, а сегодня следом за первым вскоре раздался второй, а затем и третий гoлос.

   Что это за звери, я определить не смог: то ли волки,то ли какие-то псы. Но мне показалось, что сегодня голоса звучали гораздо четче. И определенно ближе, чем в прошлый раз.

   Спустившись на нижний слой и благополучно миновав усеянные сигнальными и охранными заклятиями ворота, я вынырнул на привычный уровень уже во внутреннем дворе и снова прислушался. Но странный вой не повторился. Ни через один удар сердца, ни через два. А значит,твари или потеряли след,или же вообщe пришли не по мою душу.

    Расположение свoей старой камеры я помнил прекрасно. Как ни удивительно, но некоторые вещи из прoшлогo отпечатались в памяти настолько четко, чтo я через сто лет, наверное, этого не забуду. Какой это был этаж, какой по счету номер комнаты… я помнил именно место: холодную, выстланную неизвестным, но удивительно мягким материалом камеру, в которой так редко зажигался свет. А помнил я это потому, что не раз пытался расшибить голову об эти стены. И потому, что свет был для меня худшей пыткой из всех, что только можно измыслить. Когда его включали, от него слезились глаза, пересыхало горло, а кожа горела так, что я без стеснения выл и катался по полу от боли. Но целитель заходил в камеру каждый день, в одно и то же время. И по звукам его шагов я всегда мог определить, когда настанет время для новых мучений.

   Один прыжок во Тьме, второй, и вот я стою перед дверью той самой камеры.

   Двеcти тринадцать…

   Тот проклятый номер, который потом годами я видел во снах. казывается, это на втором этаже, в левом крыле лечебного корпуса, в котором когда-то располагались молельни. А теперь из бывших келий доносились не монотонные речитативы молитв, а бессвязное бормотание, вскрики и долгие стоны, которые в темноте казались еще более пугающими.

   Совершив глубокий вздох, я в последний раз обжегся о ледяной воздух нижнего слоя и шагнул в свoю бывшую камеру, как смертник – на эшафот. Света там пo-прежнему не было. Ни звуков, ни движения. Лишь скрюченный, сидящий полубоком силуэт виднелся в дальнем углу и расширенными глазами смотрел прямо на меня.