Палач (СИ)

ГЛАВА 15

В мгновение ока меня затащило на такую глубину, где я раньше не то что не бывал, а даже думать не думать, что она вообще существует. Тот слой, куда я сумел спуститься самостоятельно, был по сравнению с этим залитой солнечным светом поверхностью безмятежного озера. Сравнительно теплой и безопасной. Но я проскочили его с такой скоростью, что даже глазом моргнуть не успел. После чего вокруг меня сомкнулся густой, похожий на безбрежный океан мрак, на дно которого я уходил с ужасающей скоростью.

В одно мгновение я пережил всю гамму ощущений, что посещала меня в недавних кошмарах.

Кромешная тьма. Тишина. Дикий холод, от которого не спасал даже многослойный доспех. Где-то внизу грузно ворочался невидимый монстр, возвращаясь на привычное место обитания. Чуть дальше так же молча и отчаянно бились в постромках намертво привязанные к нему псы, которых я различал уже с трудом. Впрочем, их тени очень быстро стали ломаться, меняться и с неслышным хлопком съеживаться, словно сомкнувшиеся вокруг черные стены обрушивались на них невидимым прессом. И скоро вокруг меня остались лишь плоские, вытянутые, неузнаваемо искорежеңные тела, из которых безжалостный океан выдавливал последние капли жизни.

Громадный кулак, превратившийся для меня в тесную клетку, в какой-то мере служил преградой для холода и чудовищного давления, ставшего для собак смертельным. Безумный холод буквально вморозил меня в гигантскую ладонь, так что ни двигаться, ни сопротивляться я попросту не мог.

Α затем до моего слуха донесся тихий хруст, и на внутренней поверхности шлема появилась первая трещина. Следом послышался новый треск, и рядом с первой трещиной зазмеилась вторая. Подумав о том, что броня не рассчитана на такие нагрузки, я устало прикрыл глаза, но дергаться не было смысла. Мой доспех попросту не выдерживал давления. И все явственнее трещал по швам, грозя вот-вот развалиться, как оказавшаяся под мощным прессом яичная скорлупа.

Собственно, во сне я именно на этом месте каждый раз начинал паниковать и с воплем подскакивал на кровати. И каждый раз, открывая глаза, внутри меня дрожал и вибрировал громогласный голос, настойчиво требуя:

— ВЗЫВАЙ!

«Взывать?! — ошеломленно подумал я, в кои-то веки сообразив: да вот же оно, божественное знамение, на отсутствие которого я когда-тo сетовал. — Демон вас всех побери! Кому взывать?! К Смерти?! К Фолу?! Может быть, сразу к Тьме?!»

На шлеме тем временем появилась ещё одна трещина, и времени на раздумья не осталось.

— Фол… — с трудом выдохнул я. — К тебе взываю! Знаю, что тебе обычно по боку, но, если слышишь… помоги!

Новая трещина в шлеме появилась с оглушительным треском.

«Ну и хрен с тобой, — с досадой подумал я, тщетно попытавшись дернуться в последний раз. — Все равно на том свете увидимся. А на один вопрос ты так и так мне ответить пообещал».

Неожиданно мне на нос что-то капнуло. Я вздрогнул, но для воды эта субстанция была слишком густой, а для крови в ней явно не хватало соленого привкуса.

Кап! — снова капнуло мне на подбородок.

Я дернулся и завертел головой, силясь понять, откуда и что именно течет. Но в этот момент одна из трещин на шмеле явственно засветилась, и оттуда на лицо снова закапало. Подозрительно знакомой серебристой водицей, при виде которой у меня в голове что-то щелкнуло.

— АЛ?!

Εдиничные капли, словно услышали, стали падать все быстрее и быстрее, прямо на глазах превращаясь в самый настоящий ручеек. Затем таких ручейков стало два. А после я с недоверием ощутил, что не просто лежу внутри брони, как попавшая в банку муха, но и то, что вода в ней стремительно пребывает. Сперва она закрыла мне спину и затылок, затем добралась до рук, до груди, погрузила в теплый раствор онемевшие от холода пятки. Затем взобралась до груди, шеи и требовательно толкнулась в губы. А когда я упрямо их сжал, не желая захлебываться серебристой гадостью, забралась ещё выше и, пользуясь тем, что я не могу ее даже стряхнуть, вдруг без предупреждения хлынула в нос.

Εсли бы я мог говорить, то без стеснения обложил бы сейчас и алтарь, и Тьму, и даже Φола вместе с его скверными шутками. Да, в голос, и плевать на все и на всех. Но говорить, увы, я не мог — внутрь меня в это время сплошным потоком лилась серебристая влага. И когда я больше не смог ее сглатывать, она принялась настойчиво лезть в дыхательное горло, заставив меня захрипеть и забиться в броне, как в утопленном на дне океана гробу.

В каком-то смысле, наверное, так и было. Только броня, к сожалению, этих брыканий уже не выдержала и, едва меня затопило в ней с головой, с прощальным хрустом развалилась на части, мгновенно истаяв, как сахар в горячей воде.