— Пусть так, — мягко сказал Столяров. — Только, если я не ошибаюсь, этот человек знаком с другим человеком, который лишь за последние полтора месяца отправил на тот свет почти пятьсот человек. Включая одного очень близкого тебе человека. И пока среди вас, людей, происходят такие вещи, я лучше побуду опером.
— А если ты ошибаешься?
— В таком случае я готов ответить за каждую свою ошибку.
На это Олег не нашёлся, что сказать. Михаил кивнул с пониманием.
— Слушай, ты вроде спать хотел? Там, за перегородкой, я видел пару спортивных матов. Иди отдохни, завтра будет трудный день.
Это было правдой. Гарину очень хотелось спать. Но ему не хотелось оставлять цыганёнка наедине с подполковником СБУ Михаилом Столяровым, которого он до этого знал как Камня, а ещё раньше — как Палача. Олег хорошо представлял, чего можно ждать от этого человека, особенно когда он, как сейчас, начинает говорить подчеркнуто спокойным тоном. Поэтому твёрдо сказал:
— Спасибо, я ещё посижу.
— Уйди, Олежка, я прошу.
— Ничего. Я знаком с твоими методами работы.
— Ни черта ты не знаком!
Столяров остановился над Жигой, засунув руки в карманы штанов и широко расставив ноги.
— Сейчас я начну задавать вопросы, — сказал он, — а ты будешь на них отвечать. За каждый вопрос, на который я не получу ответа, я буду отрезать тебе палец. Когда закончатся пальцы, я отрежу тебе уши. Потом выколю глаза. После пятнадцати вопросов без ответа ты перестанешь быть мужчиной. А теперь — внимание, первый вопрос. Лёгкий. Ты понял меня?
Во взгляде цыганёнка не было и капли страха. Он снова выдал длинную фразу на своём родном языке, но, когда Михаил наступил ему на коленную чашечку и вежливо попросил перевести, перешёл на русский.
— Я сказал… Отрежешь мне палец — завтра потеряешь два. Выколешь глаз — сам станешь слепой. Я не боюсь ни бога, ни чёрта, гаджо. А на тебя я плюю.
И он действительно плюнул, но самолюбие Столярова от этого не пострадало, а его ботинок стал только чище.
— Ясно. — Михаил вынул правую руку из кармана и щёлкнул выкидным лезвием ножа. — Ответ не засчитан.
Жига задёргался, но Столяров придавил коленом его ноги и кулаком прижал к полу ладонь с растопыренными пальцами.
«Это враг, — напомнил себе Олег. — Он помогает врагам. А значит, его руки тоже в крови. В крови Марины».
И всё равно, когда кончик лезвия царапнул пол, он отвернулся. И испытал малодушное облегчение от того, что цыганёнок не кричал.
— Вот так, — сказал Михаил, поднимаясь с колен. — В правом ухе ты уже не поковыряешь. Продолжим наш вечер вопросов и ответов…
— Отрежешь палец — потеряешь два! Отрежешь ухо — оглохнешь! — как проклятие, повторил Жига. На его губах блестели пузыри кровавой слюны.
Когда Михаил повернулся к цыганёнку спиной, Гарину стало видно, насколько подполковнику не по себе. Он подошёл к столу, за которым сидел Олег, опёрся о столешницу и негромко сказал:
— Ничего не выходит. Он действительно ни черта не боится.
— Все чего-то боятся, — шёпотом возразил Гарин.
— Возможно. Но как узнать, чего именно боится этот конкретный зверёныш? — Столяров опустил голову. — Эх, сюда бы ампулу парапроптизола…
— А у тебя нет?
— Нет. — Михаил в задумчивости посмотрел на Олега, затем взгляд его просветлел. — Зато у тебя есть!
— Ты имеешь в виду…
— Да! Ты ведь уже делал это, помнишь? Во время атаки наёмников.
Гарин помнил. Когда они со Столяровым отбивались от отряда из тридцати наёмников, Олегу удалось нейтрализовать одного из штурмовиков, обрушив на бойца его же собственные страхи. По сходному принципу действовало лекарство, которое использовал в своей допросной практике Михаил. Официально оно называлось парапроптизол. Неофициально — прививка страха. Гарин не мог знать, каких именно ужасов навоображал себе несчастный наёмник, чтение человеческих мыслей было за гранью его возможностей, зато он видел, как боец элитного подразделения скулил, точно младенец, и пытался зарыться в землю.
— Я не хочу надевать «венец», — неуверенно сказал он. — Я ещё от собаки не отошёл. Накинуть сеть на восемнадцать фантомов — это…
— Я тебя очень прошу, — проникновенно сказал Михаил. — Не делай из меня натурального палача, а?
Олег вздохнул и полез за артефактом.
Жига не боялся ни бога, ни чёрта. Но чего-то он всё-таки боялся. Стоило Гарину познакомить цыганёнка с вывернутым наизнанку отражением его же сознания, как тёмно-карие глаза стали круглыми и совсем чёрными, а смуглое лицо, наоборот, побелело.
— Я скажу! — залепетал Жига. — Я всё скажу! Только пусть она больше не скребётся!
«Кто она?» — одними губами спросил Столяров. Олег только пожал плечами и уменьшил давление. Цыганёнок шумно выдохнул и сгорбился так, словно из него вынули позвоночник.
— Итак… — повысил голос Михаил, но Гарин, коснувшись его локтя, попросил:
— Давай я начну.
Столяров удивлённо двинул бровью, однако возражать не стал:
— Валяй.
— Жига! — позвал Олег. — Ты слышишь меня?
— Да… — голос цыганёнка был чуть громче шёпота.
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Жига.
— Это твоё настоящее имя?
— Да.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
— Это правда?
— Правда.
— Ладно. Какое сегодня число?
— Я не знаю.