Палачи ада. Уроки Хабаровского процесса

В Центральной универсальной научной библиотеке хранятся уникальные документы, переданные в 2012 г. Управлением ФСБ по Ивановской области. Это архивные документы, рассекреченные в 2012 году. Они представляют собой личную переписку главнокомандующего Квантунской армией генерала Ямады Отодзо с сотрудниками лагеря в Чернцах.

Глава IX. Как можно объяснить действия этих людей?

Письма и открытки сотрудникам лагеря в Чернцах генерал Ямада Отодзо писал уже после освобождения. В них он выражал глубокую благодарность всему персоналу лагеря, включая охрану НКВД, за сердечную заботу и помощь, а также (цитата) за «чуткий, равный родственному уход» за ним во время болезни. Одно из писем заканчивается так: «Принося свою искреннюю благодарность и желая вашего дальнейшего счастья, остаюсь искренне ваш О. Ямада».

И на суде в Хабаровске, и в лагере для военнопленных Ямада выглядел маленьким, тихим старичком. А ведь именно он был одним из вдохновителей подготовки бактериологической войны…

Как говорилось в начале, японские военнопленные стали поступать в лагерь зимой 1950 г. Среди них были и 12 человек, осужденных Хабаровским трибуналом, а также офицеры разведки и бывшие полицейские чины.

Статус плененных генералов и старших офицеров определялся в соответствии с постановлением СНК СССР от 1 июля 1941 г. № 1798-800c «Об утверждении положения о военнопленных», которое гарантировало соответствующее их статусу обращение, медицинскую помощь, возможность переписки и получения посылок.

В соответствии с «Положением о военнопленных» генералы и старшие офицеры могли привлекаться к труду только на добровольных началах. Хорошо было налажено питание: мясные и молочные продукты поступали в лагерь из подсобного хозяйства, хлеб был свой — его выпекали в местной пекарне. Часть продуктов завозилась с продовольственных складов города Иванова. Кухня и столовая содержались в идеальной чистоте. Ни один солдат не мог появиться на кухне в повседневной одежде. Более того, обслуживающий персонал не попадал на кухню, не побывав предварительно в душе. Рацион солдат хозяйственной роты и персонала лагеря из числа военнослужащих советской армии был значительно беднее генеральского. На высоком уровне в лагере было также поставлено медицинское обслуживание и обеспечение лекарственными препаратами.

По воспоминаниям сотрудников, с которыми нам довелось общаться в ходе съемок документального фильма, отношения между администрацией, персоналом лагеря и генералами были корректными. Со всеми сотрудниками, включая роту охраны, проводились беседы: людей настраивали на соответствующее поведение в отношении пленных. Военнопленные в большинстве своем спокойно относились к руководству лагеря и персоналу. Что касается японцев, то они участвовали во внутренних хозяйственных работах, увлекались садоводством и огородничеством. Им была предоставлена возможность отправления религиозных обрядов и самостоятельной организации досуга.

Как вспоминает Г. П. Головин, бывший солдат службы внешней охраны лагеря, японские военнопленные в первое время пребывания в лагере явно испытывали дискомфорт. Несмотря на вечно присутствовавшую на лице улыбку, корректное поведение, поклоны при приветствии, они с трудом контактировали с персоналом. Однако вскоре трудолюбивые, организованные, не теряющие оптимизма заключенные, многие из которых неплохо освоили русский язык, освоились и заслужили доброжелательное отношение персонала и лагерной администрации. Отношения же японцев с немцами оставались прохладными: генералы вермахта проявляли по отношению к ним высокомерие.

После смерти Сталина и в связи с некоторым улучшением советско-японских отношений в середине 1950-х гг. лагерь неоднократно посещали различные японские делегации.

Члены делегации осматривали жилые и иные помещения, а также территорию лагеря, высказывая при этом свое удовлетворение чистотой и порядком. Все разговоры с осужденными сводились главным образом к вопросу о возвращении их на родину.

Процесс репатриации после смерти Сталина, что называется, пошел — очень многие иностранцы, осужденные на закрытых и открытых процессах, были переданы в 1955–1956 годах властям своих стран. Это не афишировалось в СССР — жители пострадавших городов, хорошо помнившие речи прокуроров, явно не поняли бы таких политических маневров.

Командующий Квантунской армией генерал Ямада был досрочно освобожден от уголовного наказания и, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 25 февраля 1956 г., подлежал срочной репатриации на родину.

В своих дневниковых записях периода возвращения из Ивановской области в Японию Ямада с грустью вспоминал друзей по лагерю, с которыми не успел проститься, отмечал сердечность и внимательность сопровождавших его советских сотрудников. В традиционных японских четверостишиях — хокку — он описывал безграничные просторы России и состояние своей души: