Другим дежурным «козырем» адвокатов были слова о том, что обвиняемые действовали по приказу, а это якобы снимает с них ответственность. Мол, перед ними стояла дилемма: или выполнить установку свыше, или лишиться жизни в случае неповиновения.
Государственные обвинители твердо придерживались мнения, что преступные действия по приказам и распоряжениям свыше являются наказуемыми.
Стоит особо отметить, что организаторы трибунала прекрасно понимали, что существует опасность превращения суда над преступниками в арену политических обвинений. Поэтому они договорились заранее о том, что не будут допускать никаких выпадов со стороны обвиняемых и их защитников. Трибунал — это особая форма права, он не должен превратиться в политические дебаты.
На Токийском процессе у обвиняемых с защитой тоже все было в порядке. Их защищали японские и американские адвокаты. Хуже было с документальными доказательствами. Если фашистские преступники не успели уничтожить подлинники важнейших документов, и Нюрнбергский процесс поэтому часто называют «процессом документов», то в Японии была уничтожена почти вся документация, которая могла бы изобличить милитаристов в совершении преступлений.
Видя, как все сильнее разгорается пламя «холодной войны», защита в Токио вела себя очень агрессивно. Сразу после предъявления Обвинительного акта она ходатайствовала о его… аннулировании! Когда же трибунал отклонил это ходатайство, защита обратилась с просьбой об аннулировании отдельных пунктов акта либо исключении из него некоторых подсудимых.
Адвокаты в Токио вообще пытались поставить под сомнение юрисдикцию трибунала. Японский защитник Киосэ заявил, что «ни в 1928 году, ни после этого не существовало таких принципов международного права, которые накладывали бы персональную ответственность за политические действия на лиц, действующих от лица государства, осуществляющего свои права на суверенитет». В выступлении адвоката К. Такаянаги была сделана попытка оспорить компетенцию трибунала судить японских военных преступников на том основании, что трибунал состоит из представителей держав-победительниц.
Адвокат Киосэ заявил, что обвинение неправильно поняло термин «новый порядок в Восточной Азии», который, оказывается, подразумевал «уважение независимости каждой страны; он никогда не включал в себя идеи завоевания мира и ничего не имеет общего с ограничением свободы личности». Защитник отрицал и агрессивность внешнего курса Японии, и ответственность страны за начало военных действий в июле 1937 г., заявляя, что это Китай виновен в развязывании военных действий, а Япония, напротив, придерживалась мирной политики.
Пытаясь сыграть на антикоммунистических настроениях, многие адвокаты утверждали, будто Япония вела войну не в агрессивных целях, а ради защиты от коммунизма, а «японцы совершенно справедливо опасались распространения коммунизма, проникновение которого в Азию привело бы к нарушению мира и порядка».
Преступные деяния японских милитаристов в Китае объяснялись «разумным и оправданным страхом перед распространением мирового коммунизма». Даже пакт, заключенный Германией, Японией и Италией, назывался не агрессивным, а оборонительным и направленным против распространения коммунизма в Европе и Азии.
У американских адвокатов тоже были весьма своеобразные требования к процессу. Так, защитник Каннингэм обвинил трибунал в том, что тот «не желает придерживаться… современной политической линии США». А современная линия — противостояние коммунизму, и прежде всего Советскому Союзу. Американские защитники старались не хуже своих японских коллег, выгораживая преступников. Ибо такова была «политическая линия США». Суровость приговора в Токио объясняется лишь чудовищностью преступлений, совершенных обвиняемыми.
То, что Нюрнбергский и Токийский процессы продолжались так долго (первый — почти 11 месяцев, второй — больше двух лет), объясняется и тем, адвокаты вовсю старались затянуть их, прибегая к тактике проволочек. Другая ситуация была на Хабаровском процессе. Он исследовал сугубо подготовку и применение бактериологического оружия и продолжался всего несколько дней. Здесь выяснить всю правду — действительную степень участия всех подсудимых в совершенных ими злодеяниях — удалось достаточно быстро.
Сегодня порой звучат голоса, что адвокаты в Хабаровске не утруждали себя защитой, а, выполняя указания партии и правительства, просто поддерживали сторону обвинения и редко вмешивалось в процесс. Представляется, что хорошо ответил на этот вопрос член Московской коллегии адвокатов Н. П. Белов, защищавший генерала Ямаду. Он объяснил политику защиты в Хабаровске следующим образом: «На данном судебном процессе мои товарищи по защите и я мало задавали вопросов подсудимым. Это явилось логическим следствием того, что обвинение было подтверждено показаниями подсудимых и свидетелей, а также приобщенными к делу документами. Наибольшая трудность защиты на данном судебном процессе заключалась в том, что здесь не было места каким-либо прениям относительно самих фактов и доказательств.