Палачи и казни в истории России и СССР

Как видно из приказа, для полного уничтожения всех населенных пунктов в ближайшем тылу немецких войск предусматривалось применение авиации, артиллерии, минометов, разведчиков, лыжников, охотников по 20—30 человек из каждого полка и партизанских диверсионных групп. Естественно, что жителей прифронтовых населенных пунктов о грядущей каре, которая их ожидала в суровые зимние морозы, Сталин и Шапошников не предупредили. А ведь среди них были многодетные матери с малыми детьми, старики и больные люди. У большинства из них воевали с фашистами и погибали за родину сыновья, отцы, мужья и дети. Одной из воинских частей, предназначенных для выполнения этого приказа, стала сформированная в первые дни войны диверсионная бригада Западного фронта (в.ч. № 9903), которой руководил Артур Спрогис. Ее основу составили добровольцы из комсомольских организаций Москвы и Подмосковья. Во время битвы за Москву на базе этой воинской части было сформировано и отправлено за линию фронта 50 боевых групп и отрядов. Красноармейцем этой бригады стала и Зоя Космодемьянская, добровольно вступившая в армию. Вечером 20 ноября 1941 г. командиры диверсионных групп П.С. Проворов и Б.С. Крайнов под роспись получили приказ А. Спрогиса: «...сжечь 10 населенных пунктов: Анашкино, Грибцово, Петршцево, Усадково, Ильятино, Грачево, Пушкино, Михайловское, Бугайлово, Коровино. Срок выполнения — 5—7 дней». Участники групп имели по 3 бутылки с зажигательной смесью, пистолет (у Зои это был наган), сухой паек на 5 дней и бутылку водки. Выйдя на задание вместе, обе группы по 10 человек в каждой, в 10 километрах от Петрищева попали под обстрел немцев, понесли тяжелые потери и частично рассеялись. Их остатки объединились под командованием Бориса Крайнова.

27 ноября в 2 часа ночи Борис Крайнов, Василий Клубков и Зоя Космодемьянская подожгли в Петрищеве три дома (жителей Кареловой, Солнцева и Смирнова), в которых вместе с хозяевами располагались немецкие офицеры и солдаты. Для предотвращения поджогов жители деревни стали дежурить по ночам. Одним из таких дежурных и был Семен Агафонович Свиридов, который и увидел Космодемьянскую, поджигающую его сарай. Здесь, очевидно, уместно вспомнить, что поджоги домов в российских селах во все времена считались тягчайшим преступлением. Застигнутых на месте поджигателей часто связанными бросали в огонь и сжигали заживо. Да и действующий во время войны в СССР Уголовный кодекс сурово наказывал поджигателей.

Бывший работник Управления НКВД по городу Москве и Московской обл. Б.Я. Чмелев 22 марта 1994 г. рассказывал: «...В 1942 г. в деревне Петрищево арестовали некоего Свиридова, ему вменили в вину, что он предал Зою и что поэтому ее схватили и казнили. Причем все так и было — он был причастен к тому, что немцы арестовали Зою, следовательно, и к тому, что ее казнили. И газеты, и радио уже сообщили обо всем этом, и благодаря “Правде” вся страна знала о героине Зое. Но когда на месте мы стали разбираться с тем, что произошло в деревне Петрищево, оказалось, что все выглядело несколько иначе, и что этот человек не был виноват в происшедшем. Во-первых, Зоя сама нарушила приказ командира партизанского отряда, запретившего какие бы то ни было самовольные акции, а она самовольно, без разрешения командира направилась в деревню Петрищево. Мы допросили и командира отряда, и других партизан и выяснили, что в Петрищево она пошла сама, без разрешения и начала поджигать сарай этого самого Свиридова, где не было ни немцев, ни военной техники — ничего, кроме сена... Но можете себе представить: хозяин сарая выходит из дома — а это было именно так — и видит, что кто-то поджигает его сарай! Какой должна быть его реакция?! А в это время рядом были немцы... Свиридов закричал: “Ты что там делаешь?!” Этого было достаточно, чтобы Зою схватили. Нам было понятно, что реакция Свиридова была вполне естественной, думаю, что точно такой же она была бы и у вас, и у меня: “Ты что делаешь? Почему поджигаешь мой сарай?” Конечно, на этот факт было наложено вето, и мне категорически запретили кому бы то ни было об этом говорить. Обо всем рассказал начальнику УНКВД по Москве и Московской области М.И. Журавлеву. Он долго молчал, наконец спросил: “А что ты думаешь обо всем этом?” Я говорю, что судить Свиридова на основании только того, что он бросился защищать свое имущество, нельзя. “А, черт с ним, в конце концов, — говорит Журавлев. — Давай будем его освобождать... Пишите постановление об освобождении”. Мы тут же написали соответствующую бумагу, и Свиридов неожиданно для себя, как я понимаю, оказался на свободе» (44).