Рассказ латышского стрелка
Конрад Иокум – бывший латышский стрелок – стал писателем. В 20-30 годы латышские советские писатели жили в Советском Союзе, объединённые в латышских секциях организации Пролеткульта, а затем РАППа. Центром их культурной жизни было просветительское общество «Прометей», основанное в Москве в 1923 году и переставшее существовать в 1937 году.
О чем мог писать латышский стрелок, ставший писателем? Только о том, что хорошо знал – о войне и убийствах.
Конрад Иокум работал главным редактором советского латышского издательства «Прометей». В одном из разговоров с коллегой по издательству Конрад говорил:
– Во сне наваливается на меня совесть, костлявая такая особа, и давай душить: «Ты что, сукин сын, не работаешь над романом о стрелках? Ведь не зря судьба провела тебя живым сквозь огонь сотен сражений? Насилу умолил: повремени немного…»
В рассказе Конрада Иокума «Колокольня» отразилась психология наёмника, умноженная на «революционную романтику».
«При форсировании Днепра погибли десятки латышских стрелков. Их сразили белогвардейские пули, и молодые жизни поглотила пучина, пустив по голубой воде красные разводы.
Когда стихли бои, рыбаки выловили в плавнях трупы. Похоронили их на берегу, под акациями, вблизи страницы Казацкой. Окрестные жители до сих пор это место зовут «Латышской могилой». Весной, когда цветет акация и над степью плывет её медвяный запах, там в лад со звонкими ветрами звучат песни. Поет молодежь, радуясь солнечным утрам, в которых столько бодрости, жизни, веселья. Звенят песни по берегам свободного Днепра, пышно цветет акация на могиле латышских стрелков. А на левом берегу, как раз напротив, стоит монастырь. В нем устроен свиноводческий совхоз «Победа революции». Директором этого совхоза был недавно назначен латышский стрелок Джек Эйланд.
Ещё издали, с палубы парохода, Эйланд приметил монастырскую колокольню, как и прежде, гордо возвышавшуюся на кругом берегу, далеко видимую отовсюду.
Эйланд люто ненавидел эту колокольню ещё с той поры, когда ему пришлось изрядно поторчать на её верхотуре по соседству с колоколами. Пока шли бои, те хранили молчание. И только когда осколок снаряда или шальная пуля ударялась об их позеленелые бока, колокола, точно раненые, глухо стонали. И монастырские монахи, словно крысы, затаившиеся в подвалах, испуганно крестились и тарабарили молитвы.
Колокольня была хорошим наблюдательным пунктом. Оттуда просматривалась все окрестность, чуть ли не до самого моря. С макушки колокольни как на ладони были видны передвижения противника. С колокольни можно было корректировать огонь артиллерии, беспощадно громившей сосредоточения вражеских войск.
Потому-то колокольня постоянно находилась под обстрелом, независимо от того, в чьих руках она была. Но колокольня, всем на зло, продолжала надменно возвышаться над степью. Она пестрела от выбоин, снаряды пробили её толстые стены, и все-таки ни перед кем не склонила она головы. И местные жители невольно прониклись благоговением к монастырю, который, казалось, сам Бог бережет.
Когда Эйланд приехал в совхоз, он взглянул на колокольню, как на заклятого врага.
Из монастыря давно прогнали монахов, в церкви устроили склад и амбар. В зимнем помещении открыли школу, клуб, в кельях расселились рабочие.
От дождей и ветров ржавели колокола, теперь уже навсегда онемевшие. Не слышно более монашьей тарабарщины, не слышно причитаний по вечному блаженству. Свиньи ели и пили из мраморных кормушек – приспособили надмогильные крышки, под которыми догнивали кости окрестных помещиков и попов. Кресты и памятники со стершимися надписями тоже пошли в дело. Монастырское кладбище постепенно выравнивалось, земля освобождалась от давивших её камней. И только громада колокольни высилась гордо, надменно и вызывающе, затаив в себе память о вчерашнем дне.
Джек Эйданд получил указания расширить хозяйство. Трест выделял немалые средства на строительные нужды, предполагая необходимые материалы разыскать на месте.
– Но из чего же будем строить свинарники? Из песка не выстроишь. Плавни тоже не подходят, – рассуждали рабочие совхоза, ознакомившись с новым заданием.
«В самом деле, где взять материалы, если в степи последний камень подобран, если в парке каждое дерево на счету», – размышлял Эйланд. Перебрав все возможные варианты, он наконец нашел удивительно простой выход.
В колокольне уйма строительного материала, и торчит она бельмом на глазу, совершенно ненужная. Почему бы не взорвать её, не использовать камень в строительстве? Предложение показалось настолько очевидным и естественным, что все подивились, как до этого решения никто раньше не додумался.
Уже через несколько дней приступили к сносу. Тем утром Днепр беспокойно катил свои воды, а по затопленным плавням метался низкий порывистый ветер. На берегу угрюмо шумел парк. Ночью прошел дождь, над степью все ещё плутали всклокоченные облака, напоминая перепуганных подранков.
Вокруг колокольни собрались чуть ли не все рабочие совхоза. Каждому хотелось посмотреть, как станут крест снимать.