Палачи и жертвы

Все пожимали плечами. Начальник охраны уже стал отдавать распоряжения для выяснения личности этой особы.

- Назад, не надо! И так скучно. Что-то хочется, а кого, не знаю. Пусть гуляет, отдыхает пока. Просто вот смотрю я на нее, да и вообще на женщин. Странная все-таки жизнь. Для них запрета нет никакого. Вот впустили ее на море. А ведь запрещено, ну нет, она улыбнется пару раз, и все - часовой растает перед ней, если еще не кончит. Это всегда было так. Странно и непонятно.

Хрущев вздыхал и говорил.

- Вот смотришь на проституток. Они выжимают сперму у мужчин, кушают, пьют за их счет, удовлетворяются, а потом еще и деньги у них берут. Ну не странно ли это? А?

Микоян и Ахундов виновато улыбались.

- Да и в целом в жизни женщинам все достается легко и просто. Супруг мучается на работе, переживает, трудится, борется, его ругают, оскорбляют, ему грозит увольнение, тюрьма или даже расстрел, но он в конце концов все таки приходит к власти, добивается своего. Нередко служебная лестница приводит и на эшафот, к виселице. Все мы это знаем. А жена все это время, все эти годы готовит ему дома только борщ. И в результате лавры пожинает она не меньше мужа. Нет здесь логики. В 55-м году я беседовал с самим Эйзенхауэром. Он приезжал в Москву. Помните? Так я с ним говорю о мировых проблемах, об атомной бомбе, о возможной войне, ну там, еще покруче. А прихожу вечером домой, а жена моя Нина Петровна бьет меня по голове своей сумкой, швыряет в меня горшок и орет, что почему я ей днем не позвонил. Мол, я ей был нужен. Оказывается, я должен был прервать беседу с Эйзенхауэром и выслушивать по телефону тупой каприз Нины. И главное я молчу, мне нечего сказать жене. Да, это страшно!

Микоян и Ахундов выслушали это все заискивающе, с пониманием, поддержкой. Никита Сергеевич двинулся в сторону этой незнакомки. ''Пойду, поболтаю, посмотрим, что народ думает про меня, про мою политику', и поплелся в сторону берега.

- Барышня, вам помочь или не мешать?

- Ну что вы, здесь так скучно. Кругом никого. Даже неприятно.

Хрущев начал ее разглядывать. Она была красива. Особенно он запомнил ее глаза. Это были глаза тигрицы или пантеры. Когда она пристально посмотрела на Никиту Сергеевича, даже Луна спряталась за облака, и море начало волноваться. Под летний вечер, при луне, на берегу моря женщина выглядит по-особому. Хрущеву она понравилась. Последний раз он такие глубокие глаза видел на Донбассе, когда работал шахтером. Там была одна жгучая украинская баба. Хрущев предаваясь воспоминаниям, отчетливо вспомнил ее лицо. Его разбудил голос незнакомки:

- Вы о чем-то задумались?

- Нет-нет, что вы, мадам. Кстати, разрешите представиться. Никита, просто Никита, для вас даже Нико. А вас, простите, как величать?

- Оля.

- Как хорошо, Оля, как хорошо.

Ему действительно стало хорошо. Море было такое ласковое, спокойное, пахло молоком, сиренью, остывшим песком, травой, издали хрипло доносилась азербайджанская народная мелодия. Они начали прогуливаться по берегу

- Оля, а вам ни о чем не говорит имя Никита?

- Нет, а что?

- А ничего, просто спросил. Простите, а что вы читаете?

- Да так, балуюсь.

Она протянула ему книгу, где на обложке он заметил только слово "Эзотерика". Он вдруг вспомнил, что уже очень давно ничего не читает.

- А можно я это почитаю, я быстро читаю. И сразу же верну.

- Конечно, конечно. Пожалуйста. Я вам ее дарю.

- Спасибо. Может, выпьем что нибудь, Оля.

- С удовольствием, Нико.

- Тогда пошли ко мне. А незнакомок я целую робко. Вот так вот.

- Да? А эти люди тоже с вами, или как?

- Эти? Это так, чтоб я не скучал. Это болотные лягушки.

- Какие еще лягушки (удивленно)?

- Ну, которые бывают в болоте. Они квакают, а когда вы бросаете туда камень, они перестают квакать. Это из таких. А вообще - то я в жизни всегда один, Оля. И я сам себе враг, а врагов надо любить.

- О, по вам этого не скажешь. Вы такой обаятельный и милый.

''Интересно, она меня не узнала, или придуривается. Если не узнала, еще лучше. Не будет надобности от нее избавляться. И все же, чем - то она похожа на Эдит Пиаф.''

- Ну пошли, пошли Оля ко мне.

- О, вы такой нетерпеливый.

Дело в том, что поведение Ольги Хрущева удивляло. Во-первых, он не понимал того, что его, Никиту Хрущева, не узнают, а во-вторых, ее сонливость и отсутствие всякой боязни к незнакомым мужчинам пока забавляло его. ''Она что, дура что ли? Такая пройдет, и даже не проснется''.