Палачи и жертвы

7 июля 1945 года за совершение преступлений, предусмотренных ст. 58 – 10, ч. 11 и 58 – 11 УК РСФСР, Особое Совещание при НКВД СССР заочно осудило Солженицына Александра Исаевича к 8 (восьми) годам ИТЛ.

ОБ СТЕНУ ГОРОХ

О жалобах политзаключенных тридцатых, сороковых и начала пятидесятых годов написано столько, что едва ли возможно что–либо добавить по существу. Хотелось бы, однако, подчеркнуть вот что — в душах тех, кто упорно не желал смириться с вопиющей несправедливостью, жила непоколебимая уверенность, что дорогой товарищ Сталин не знает и даже представить себе не может всего ужаса, что все противоправное творят за его спиной, тогда как добрый и мудрый Отец народов и верный продолжатель бессмертного дела Ленина, будь он в курсе событий, никогда бы не допустил произвола. Подобный взгляд на вещи позволял, вопреки доводам разума, сохранять веру в светлые идеалы, облегчая страдания, помогая выстоять в нечеловеческих условиях ГУЛАГа.

У А. И. Солженицына веры в из ряда вон выходящую исключительность Сталина и уж подавно в его мессианское предназначение не было, поэтому и жаловаться ему было некуда. Но разве мыслимо напрочь отказаться от борьбы и таким образом похоронить пусть даже эфемерную надежду на досрочное освобождение? И по прошествии двух лет заключения он из «Матросской тишины» пишет «гражданину Генеральному прокурору Союза СССР»:

«…Известно, что всякое к/р (контрреволюционное. — К. С.) преступление, в том числе для состава ст. 58 п. 10, требует наличия к/р умысла…

…Я родился в 1913 г., воспитан в Советской школе, пионерском отряде, Ленинском комсомоле. Советская власть дала мне возможность получить высшее физико–математическое образование и даже Сталинскую стипендию (см. справку).

В 1941 г. я пошел на Отечественную войну таким, каким был воспитан в детстве — отдать всю свою жизнь, но защитить Советскую власть, нашу Советскую Родину.

Я начал войну рядовым, а окончил ее капитаном и дважды орденоносцем. Два года на фронте я был командиром батареи звуковой разведки. В прорывах под Орлом, Гомелем, Рогачовым и на реке Нарев, на участках фронта в 7 км я со своей батареей обеспечивал полное выявление всех артиллерийских и минометных батарей противника, подавленных при артподготовке по моим координатам. Моей батареей при моем руководстве и моем личном участии обнаружено на закрытых позициях 1200 артиллерийских и минометных батарей противника. Из них по моим координатам и с моей корректировкой подавлено 180 и уничтожено полностью 65 батарей…

Как свидетельствует моя боевая характеристика Командования, за неделю до моего ареста по настоящему делу в ночь с 26 на 27 января 1945 г. в Восточной Пруссии при контратаке немцев моя батарея попала в окружение. Гибель ценной секретной техники и личного состава казалась неминуемой. Я же, действуя в исключительно трудных условиях, вывел личный состав из окружения и технику спас…

Невозможно представить, чтобы человек с к/р настроениями, с к/р умыслом, а следовательно враг Советской власти, до дня своего ареста (9 февраля 1945 г.) так полно и беспредельно отдавал свою жизнь для того, чтобы отстоять Советскую власть и все ее завоевания.

Сложность моего дела заключается в том, что я в переписке с Виткевичем и при встречах с ним допускал неправильное толкование по отдельным теоретическим вопросам… Однако во всем этом не было к/р умысла, а действовал я, опьяненный самомнением молодости, увлеченный диалектическим материализмом, и, переоценивая свои способности, пытался поскорее иметь свои собственные «оригинальные» суждения и впал в горькое и тяжелое заблуждение…

Но если допустить, что меня в какой–то мере можно считать виновным по ст. 58 п. 10, если все мои ошибки считать преступлением по ст. 58 п. 10, то обвинение по пункту 11 ст. 58 УК исключается совершенно…»

Словом, это была попытка оспаривать постановление Особого Совещания с позиции логики и норм права, что в те времена было заведомо обречено на неудачу. Так и случилось — жалоба Солженицына путешествовала по инстанциям примерно два месяца, после чего ему был направлен ответ трафаретного содержания:

«Начальнику ОЛП МВД Москва, Матросская тишина, 18 с. т.

Прошу объявить з/к лагучастка N2 121 СОЛЖЕНИЦЫНУ Александру Исаевичу, 1918 г. рождения, что его дело прокуратурой проверено.

Жалоба СОЛЖЕНИЦЫНА о пересмотре решения по его делу оставлена без удовлетворения.

Военный прокурор ВП войск МВД СССР полковник юстиции Кузьмин.

23 августа 1947 №2/257395–47».