Палачи и жертвы

Начну по порядку. Если не считать доноса Рюмина, для ареста Абакумова серьезного повода не было. Так что, строго говоря, сам арест был противозаконным. Это, кстати, нашло подтверждение в показаниях самого Рюмина, данных им на допросе в апреле 1953 года: «Я признаю себя виновным в том, что… нарушал принцип объективного расследования дел. Так, после ареста Абакумова, Леонова, Шварцмана и других, всех их обвиняли в организованной вредительской, шпионской и националистической деятельности, хотя никакими данными для такого обвинения ни следствие, ни я, в частности, не располагали. Точно так же расследовалось и дело евреев–врачей…»

После ареста в квартире и на госдаче Абакумова производились обыски с целью обнаружения доказательств его преступных деяний. Они дали определенный результат в виде, во–первых, массы избыточного имущества и, во–вторых, некоторых служебных документов, либо снабженных грифом, либо по своему содержанию носивших секретный характер. Это и послужило формальным основанием для предъявления Абакумову обвинения не только в измене Родине, но и в совершении преступлений, предусмотренных статьей 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», а также статьей 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 года «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну».

Что же конкретно стояло за этими обвинениями? У Абакумова нашли 1260 метров различных тканей, много столового серебра, 16 мужских и 7 женских наручных часов, в том числе 8 золотых, около 100 пар обуви, чемодан мужских подтяжек, 65 пар запонок и т. д. Логически рассуждая, обычные советские люди покупают те же подтяжки на свои «кровные» рубли штуками, а не чемоданами. Значит, это было присвоено — такой вывод вроде бы напрашивался сам собой. С точки зрения тех лет, когда лишняя пара ботинок считалась роскошью, за 100 пар, руководствуясь революционным правосознанием, можно было без проволочек ставить к стенке. Здесь нет преувеличения — известно, например, что после ареста первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попкова в 1949 году распространялись слухи, будто при обыске у него обнаружили полтора десятка костюмов. Всеобщая нищета выработала нормальную шкалу, согласно которой один–два костюма У одного гражданина служили признаком честности, три (темный, светлый и выходной) — пробуждали подозрения, а четыре и больше вызывали лютую ненависть, многотысячные рабочие коллективы забурлили, загудели и — чему удивляться? — решительно потребовали расстрелять Попкова, что и было сделано.

Вместе с тем были и веские контрдоводы: тот же чемодан подтяжек Абакумов, возможно, получил в подарок, а часы, сапоги, запонки и прочее, в конце концов, мог купить на зарплату — ему, как, кстати, всем сталинским министрам, ежемесячно платили по двадцать пять тысяч, которые он расходовал без остатка. И внушительное количество тканей тоже имело свое объяснение: по свидетельству полковника юстиции А. Лискина, в то время в звании майора служившего в ГВП и принимавшего участие в обыске у Абакумова, это были, в основном, дешевые сорта вискозного шелка, использовавшегося для декоративного оформления стен его квартиры. А упомянутые Рюминым баснословные траты, по тогдашним понятиям, на ремонт и отделку квартиры в Колпачном переулке, к хищениям подавно не относились: на допросе Абакумов пояснил Мокичеву, что не усматривал в этом ничего зазорного — в квартирах и на госдачах министров все делается только за казенный счет.

Почему я анализирую подозрения на уровне умозрительных соображений, вместо того чтобы оперировать доказательствами — откуда похищено то или иное государственное имущество, когда, кем и при чьем содействии или попустительстве? Только потому, что происхождение вещей Абакумова не было надлежащим образом исследовано — сверху поступила команда не размениваться на мелочи, и начатый поиск тотчас свернули. Точно так же поступили и со вторым дополнительным обвинением: обнаруженные дома у Абакумова секретные документы были настолько деликатного свойства, что не допущенным к святая святых прокурорам запретили вникать в подробности. Впрочем, к этим документам мы обязательно вернемся.