Палачи и жертвы

Когда же выяснилось, что врачи–убийцы были только врачами, но отнюдь не убийцами, Берия, как уже говорилось, не спешил освобождать Власика. Точно так же поступили и те, кто пришел на смену Берии, — в ходе следствия обнаружились кое–какие факты, позволявшие призвать Власика к ответу. Например, при обыске в его доме нашли трофейный сервиз на 100 персон, 112 хрустальных бокалов, 20 хрустальных ваз, 13 фотоаппаратов, 14 фотообъективов, 5 перстней и — так записано в протоколе — «иностранную гармонь», которые Власик приобрел незаконным путем без оплаты. Кроме того, Власик признал, что в 1945 году по окончании Потсдамской конференции «вывез из Германии три коровы, быка и двух лошадей, из них своему брату отдал корову, быка и лошадь, сестре — корову и лошадь, племяннице — корову; скот был доставлен в Слонимский район Барановической области на поезде Управления охраны МГБ СССР».

Но и это еще не все. Следствие установило, что Власик морально разложился, систематически пьянствовал и сожительствовал с женщинами, получавшими от него пропуска на трибуны Красной площади и в правительственные ложи театров, а также поддерживал знакомство с лицами, не внушавшими политического доверия, разглашал в беседах с ними секретные сведения, касавшиеся охраны руководителей партии и советского правительства, хранил у себя на квартире служебные документы, не подлежащие оглашению.

Невзирая на то что Власик с жаром доказывал, будто выпивки и бессчетные связи с женщинами происходили только в свободное от работы время, Военная коллегия Верховного суда СССР 17 января 1955 года вынесла приговор:

«Власика Николая Сидоровича лишить звания «генерал–лейтенанта», на основании статьи 193 — 16 п. «б» УК РСФСР с применением статьи 51 УК РСФСР подвергнуть ссылке на 10 (десять) лет в отдаленную местность СССР. В силу статьи 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 марта 1953 года об амнистии сократить это наказание наполовину, т. е. до 5 (пяти) лет, без поражения в правах.

Лишить Власика медалей: «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «В память 800–летия Москвы», «XXX лет Советской Армии и Флота», двух почетных знаков «ВЧК — ГПУ».

Возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении Власика правительственных наград: трех орденов Ленина, четырех орденов Красного Знамени, ордена Красной Звезды, ордена Кутузова I степени и медали «XX лет РККА».

Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит».

По иронии судьбы сослали Власика туда, где некогда отбывали наказание декабристы. Однако «во глубине сибирских руд» Николай Сидорович не задержался — ближайшая амнистия быстро вернула его в Москву. А дальше он исписал горы бумаги, добиваясь реабилитации и отмечая свои выдающиеся заслуги — ведь он, а не кто–то другой был ответственным за безопасность глав великих держав в Ялте, он, Власик, встречал и обеспечивал всем необходимым Черчилля, де Голля и доверенных Рузвельта — Гопкинса и Гарримана, и т. д. В поддержку Власика выступали такие видные военачальники, как маршалы Г. Жуков и А. Василевский, но и это не помогло — реабилитация не состоялась.

Я полностью привел резолютивную часть приговора по делу Власика только потому, что там нет ни слова об измене Родине — ему вменили лишь злоупотребление служебным положением. И, как ни странно на первый взгляд, именно это обстоятельство сделало приговор неопровержимым.

К ОБЩЕМУ ЗНАМЕНАТЕЛЮ

Суд над Рюминым состоялся в первых числах июля 1954 года.

Почему же предварительное следствие по не очень сложному и громоздкому — всего один обвиняемый — уголовному делу заняло столько времени?

Причиной вынужденной затяжки явился арест Берии и последовавшая за этим кадровая перетряска на Лубянке, ненадолго утратившей главенствующую роль в преследовании государственных преступников. С середины 1953 года «центр тяжести» переместился на Пушкинскую улицу, в Прокуратуру Союза, куда на укрепление руководства направили с Украины Р. А. Руденко, возложив на него персональную ответственность за разоблачение врагов народа. Руденко с завидной энергией включился в работу, в течение шести месяцев лично допрашивал Берию и его подельцев, а до других, как говорят, не доходили руки. Тем временем арестованный № 5 по–прежнему содержался в Лефортово, где его почти не беспокоили допросами, и в надежде на спасение строчил пространные послания Маленкову, клятвенно заверяя глубокоуважаемого Георгия Максимилиановича в неизменной преданности коммунистическим идеалам и объясняя свою бескомпромиссную борьбу с евреями исключительно любовью к родной партии и к советскому правительству.