Палачка

Пока счастливый Казик, для которого самая ответственная часть экзамена осталась позади, раскланивался под аплодисменты, Влк пожалел, что из-за Шимона выпадают "Китайские пытки": их ставили специально в расчете на него, и Влк не сомневался, что тут он мог бы блеснуть. В парике-"лысине" с приделанной к нему косицей и в кимоно он должен был появиться на помосте, где Альберт уже подготовил бы для него первого «Дуйку» (после новогоднего праздника в горах они стали так называть тренировочные манекены): «Дуйку» надо было подвесить за косицу на столб таким образом, чтобы кончики пальцев ног едва касались пола, и оголить желтоватый, как у азиатов, живот. Кроме того, Альберту полагалось разжечь спиртовку. Сам же Шимон должен был внести клещи, метровой длины трубу, запаянную с одного конца, и садок с крысой.

Сюжетом для сценки послужила китайская казнь, которую наблюдал в Гуаньчжоу 22 июля 1920 года, а затем описал какой-то европеец. Шимон, выпустив грызуна из садка в трубу, должен был приставить ее открытым концом к животу, ухватить клещами спиртовку, поднести ее к запаянному концу трубы и накалить его. Сообразительный зритель мог догадаться, что крыса начнет искать спасения от жара в другом конце трубы. Под музыку (Влк подобрал для этого эпизода "Турецкий марш") Альберт должен был издавать за помостом нечеловеческие крики; но главным потрясением для зрителей, после того как трубу отодвинут, стала бы натуралистическая картинка: на репетициях крысе хватало двух минут, чтобы прогрызть в животе «Дуйки» дыру размером с собственное туловище. Роль живота исполнял круг сыра!

Теперь Влку предстояло забыть обо всем этом до следующего выпускного экзамена, когда эта сценка пойдет первым номером. Он опять видел перед собой лишь очаровательную госпожу Историю, которая во время аплодисментов перебежала по коридору в «Какасов», и поэтому ее реплика раздалась позади публики. Так как одновременно с ее словами погасла первая и зажглась вторая пара юпитеров, направленных уже в противоположную сторону, зрители, быстро сориентировавшись, повернулись вместе с сиденьями в предвкушении новых сюрпризов. Когда шум (наиболее заинтригованные зрители сразу же зашикали) утих, заговорил магнитофон. К сожалению, вырезать первую и последнюю строки так и не удалось, а они имели прямое отношение к изъятому эпизоду. Но Влк был уверен, что этого никто не заметит.

Китайские прекрасны пытки!

Имелись славные попытки.

В Европе тоже как-никак.

Но техника есть техника -

И прежде паровой машины.

На свет явилась гильотина.

Но ловкость рук важна всегда -

Картина третья, господа!

Франтишек, сидя у гонга, задарил по нему точно на последних словах, поэтому отсутствие в программе номера Шимона никто не заметил. Снова раздался голос Альберта: теперь он, согласно указаниям режиссера, бубнил монотонно, как телевизионный диктор:

— В 1938 году в Вене к высшей мере приговорили убийцу Марту Марек. Приговор был скорее символическим, так как в Австрии женщин не казнили уже тридцать лет. Однако госпожа История, — голос Альберта сделал паузу, для того чтобы Лизинка ударила посохом об пол, — рассудила иначе. После аншлюса Австрии гауляйтер Вены приказал привести приговор в исполнение. В семье имперских палачей решение новых властей было встречено без восторга: дело в том, что эта миловидная рыжеволосая женщина из-за сильной хромоты была прикована к инвалидному креслу!

Из коридора в «Какасов» въехала инвалидная коляска, взятая напрокат в тюремной больнице; ее толкали близнецы в фуражках с козырьком, повязавшие поверх трико пестрые фартуки (такой наряд Влк видел в какой-то пьесе Нестроя). Публика загудела: в коляске вместо симпатичной дамочки восседал горбатый Альберт. Влк почувствовал, как нарастает напряжение в зале.

— Мужчина, которого в последний вечер перед казнью везли к «головорезке» в кресле, максимально приближенном к оригиналу, был знаменитый Иоганн Баптист Рейхгарт из Мюнхена — он за свою трудовую жизнь обработал 3165 клиентов. Но самый замечательный номер ему предстояло выполнить на исходе этой, — звучал голос Альберта, в то время как сам Альберт вылетел из коляски: Петр и Павел внезапно опрокинули ее вперед, Альберт распластался сантиметрах в двадцати от подставки учебной гильотины, резво вскочил и в мгновение ока уселся обратно, — ночи. Он снова и снова, не щадя себя, разбивал колени, чтобы до сантиметра рассчитать место и до мельчайших подробностей отработать способ опрокидывания, пока наконец…

Под звуки вальса "На прекрасном голубом Дунае" Альберта опрокидывали все ближе и ближе к гильотине, и наконец он попал прямо на откидную подставку.

— … пока наконец Иоганн Баптист Рейхгарт, — комментировал голос Альберта действия Альберта на сцене, — не провел мелом черту к не произнес фразу, которая вошла в историю как высшее проявление реального гуманизма.

Музыка смолкла, и Альберт-Рейхгарт пророкотал низким басом:

— Когда она будет падать, подхватите ее вовремя под руки, не то она расквасит себе нос и все мне тут кровью забрызгает!