Паладин

После такого стремительного марша Ричард позволил войску передохнуть. К тому же необходимо было дождаться отставший обоз с продовольствием, а еще и с кораблей должны были выгрузить и доставить разобранные стенобитные и метательные орудия, необходимые для штурма стен Святого Града. Вскоре стало известно, что к выступившему войску Ричарда должны присоединиться отряды вновь прибывших из Европы рыцарей, о чем уведомлял Львиное Сердце оставшийся править на побережье Генрих Шампанский. О, как же эта весть о новых воинах Креста воодушевила и обрадовала крестоносцев в Бетнобле!

Поступили неплохие для христиан новости и из самого Иерусалима: оказывается, их приближение вызвало панику в городе, жители спешно покидают его, а в самом войске султана начались распри между турками и курдами. Вдобавок ко всему, когда Саладин заявил, что собирается отправиться за подкреплением в Египет, его эмиры отказались держать оборону, если султан оставит их перед страшным Мелеком Риком. От всех этих неприятностей Саладин потерял покой и сон, его советник Баха ад-Дин еле сдерживал готовых разъехаться эмиров, а те, если и не проявили открытого неповиновения, то на всякий призыв выступить навстречу крестоносцам предпочитали угрюмо отмалчиваться. В итоге для Ричарда сложилась вполне благополучная ситуация, но когда он уже заговорил о начале военных действий, неожиданно начались неприятности.

Перво-наперво от коменданта Яффы Обри де Ринеля пришло сообщение, что море так штормит, что доставленные на кораблях осадные орудия невозможно выгрузить. Предприимчивый Обри повелел сбросить деревянные части баллист и осадных башен в воду, дескать, волны сами прибьют их к берегу… но, к его величайшему огорчению, это не помогло: по большей части деревянные орудия были либо унесены в море, либо разбились о рифы у побережья Яффы. Теперь Обри ломает голову, где достать или изготовить новые детали для баллист и требушетов. А эта работа займет немало времени.

Неладно вышло и с подкреплением из Европы: как выяснилось, прибывшие крестоносцы не очень рвались сразу примкнуть к удалившемуся вглубь Палестины воинству. Оказавшись в приморских городах Леванта, они с удовольствием начали посещать бани, скупать восточные товары, ухаживать за южными красавицами и плескаться в водах теплого моря. Генрих Шампанский едва ли не насильно выгонял их в поход, но разнежившиеся паладины предпочитали не воевать, а осесть где-то в Кесарии и Яффе или перебраться в только что восстановленный Аскалон, где они вновь предавались радостям, какие сулил непривычный для них манящий Восток. В итоге в войско под Бетноблем прибыла едва ли пара сотен новобранцев — капля в море, учитывая, сколько людских ресурсов потребует осада такого укрепленного города, как Иерусалим.

Но самая большая неприятность ожидала Ричарда на совете: когда он высказался, что уж если они тут, то стоит попробовать начать штурм одних из ворот Святого Града, его прежние соратники, ранее так ратовавшие за скорейшее выступление, неожиданно заявили, что Ричард торопит события.

— К чему нам спешить, сир? — произнес мудрый Балиан Ибелинский. — Не забывайте, у нас десять тысяч воинов, и других сил не предвидится, посему наши действия должны быть обдуманными, дабы мы не понесли потери при штурме и оставались в силе.

Ричарду слова барона Ибелина показались разумными. Он очень уважал этого коренастого воина, несколько лет назад отстаивавшего Иерусалим перед неисчислимыми полчищами Саладина. Но потом Ричард подумал, что раньше, когда он готовился к отплытию, Ибелин не говорил об осторожной и длительной войне. Ибелин знал, что у английского короля мало времени и что он будет сражаться отчаянно и скоро, однако сейчас не поддержал его план начинать штурм.

Епископ Бове высказался более желчно:

— В своей необдуманной спешке, Ричард, вы можете погубить под стенами Иерусалима все наше воинство. Как христианский король, вы не должны допустить подобного.

— Надо выждать и проследить за действиями Саладина, — заметил магистр ордена госпитальеров Гарнье де Неблус. — Нужно не торопясь все продумать.

Не было у Ричарда времени ждать, не было! В его собственном королевстве мог свершиться переворот, и, пока он топчется у стен Святого Града, его трон мог занять другой. Он согласился на выступление лишь потому, что видел отчаянную готовность крестоносцев рискнуть всем ради этой победы. И вот теперь, когда он остался с войском, главы похода вдруг проявляют нерешительность.

Со слов бургундца Медведя Ричард понял, чем вызвано их желание выжидать.

— Я всегда говорил, что ты лучший предводитель, Львиное Сердце, — произнес герцог Гуго, запустив пальцы в свою широкую бороду. — Однако я не предполагал, что ты желаешь такой безграничной власти, желаешь приписать освобождение Иерусалима только себе. Ты хочешь прославиться на весь христианский мир, чтобы потом никто не посмел выступать против тебя в Европе. Тогда ты сможешь творить что угодно.