Паладин (СИ)

      Тишина дремучей чащи была оглушительной и плотной. Лошади шумно втягивали колючий воздух. Ловчие обследовали территорию, изучая следы. Едва заметные надломленные ветви, приникший кое-где нежный подлесок, вмятины на подтаявшем снегу. Раздался звук охотничьего рожка, знаменуя начало травли, собаки заволновались, завыли, начали рваться с привязи, почуяв зверя.

      Всадники сорвались с места, преследуя громадную черную тень, рванувшую сквозь чащобу от раззадоренных охотников. Погоня была длительной и изматывающей. Казалось, этот вепрь был создан самим Люцифером, его мощь и выносливость не знала равных. Несколько пущенных стрел остались в его крутых боках, застряв в толстой шкуре, собаки выбились из сил. Но он все не сдавался. Наконец, преследователям стало ясно, что дальнейшая погоня бессмысленна. Зверь ушел далеко, его уже не достать. Рассвирепевший Гилберт почти взвыл от досады.

      Спешившись около разбитого слугами бивака, граф раздраженно сорвал с себя перчатки, тяжело дыша, опустился в заботливо подставленное кресло и жадно осушил предложенный ему кубок.

— Дьявол! — выругался Гилберт, сжав свой не малых размеров кулак, словно держа за кадык невидимого врага. — Сам дьявол помогает этому зверю. Ты видел что-либо подобное?

— Надо признать, что вепрь силен, но он не посланник Ада. Ты убьешь его рано или поздно. Это всего лишь зверь, — ответил рыцарь.

— Ты издеваешься? Я хочу сегодня же вспороть ему брюхо и увидеть его голову на своей пике. Так что охота продолжится, — упрямо заявил Гилберт де Клер, в глазах которого промелькнул огонь безумия.

— Но уже смеркается. Как ты собрался преследовать его?

— Он сам придет сюда, чтобы поквитаться со мной за стрелы в своем теле. Вепрь — мстительное отродье. Я встречу его, всадив копье в глотку.

Несмотря на все уговоры, обратить графа к здравому смыслу не удалось. Упрямый Гилберт сжимал древко копья, фанатично вглядываясь в лесную глушь расширенными от азарта зрачками. Отпустив часть свиты домой с трофеями, он остался лишь с несколькими ловчими, слугами и Уильямом, который не терял надежды образумить своего друга и сюзерена.

Когда на землю начали постепенно наползать серые тени подступающих зимних сумерек, а солнце стало кроваво-золотым, медленно скатываясь за край Земли, Уильям вдруг с быстротой дикого зверя почуял едва уловимое, почти призрачное тяжелое сопение в утробе лесной чащи. Он прислушивался к этому нарастающему звуку, стараясь охватить взглядом все пространство небольшой поляны, на которой они находились. Рыцарь кожей чувствовал приближение разъяренной раненной бестии, готовясь в любой момент броситься на помощь безрассудному Гилберту, если тот не успеет среагировать быстро.

Но все случилось как будто по замыслу темных сил. Огромный дикий кабан выскочил совсем с другой стороны, точно вырос из-под земли за спиной графа Хартфорда. Тот лишь успел, развернувшись, дико закричать, роняя на мгновенно обагрившийся снег уже бесполезное копье. Вепрь врезался в него со всей своей мощью, разрывая внутренности, не оставив ни единого шанса на выживание. Гилберт де Клер выкатил глаза, вперив удивленный взгляд в лицо своего верного рыцаря, который прикончил напавшего зверя несколькими сильными ударами.

------

       В замке Хартфорд было многолюдно. Все окрестные бароны прибыли, чтобы выразить свою скорбь по безвременной и трагической кончине своего сюзерена. Уильям не мог простить себя за нерасторопность, которую, как ему казалось, он проявил в тот момент, когда вепрь кинулся на графа. Но разум говорил, что это был злой рок, который не удается обмануть ни ангелу, ни демону. Именно он ослепил графа Хартфорда, лишив всяческого благоразумия.

      Роджер де Клер, старший сын Гилберта, вскоре после пышных похорон отца принял клятвы от своих вассалов. В большом парадном зале он приветствовал тех, кто держал свои лены от дома де Клеров. Наконец, настала очередь Уильяма. Роджер никогда не нравился бывшему крестоносцу. Заносчивый и ленивый, он любил шумные пирушки и разбойничьи вылазки в соседние деревни, во время которых молодчики иногда развлекались насилием и грабежом мирных вилланов.       Молодой Хартфорд в свою очередь ненавидел Уильяма за прямоту, честность, за доверие, которое ему оказывал отец. Рыцарь всегда рассказывал о бесчинствах старшего сына и его друзей. Теперь, когда Роджер по праву старшинства стал главой дома де Клеров, он мог поквитаться с бывшим наставником. Самодовольная улыбка не сходила с его лица, пока Уильям Мелбри приближался к его креслу. Новый граф предвкушал тот миг, когда гордый рыцарь преклонит колено, прося о милости наделить его леном, и произнесет вассальную присягу.

      Но крестоносец не спешил принять подданническую позу, он стоял также прямо и уверенно как всегда, положив руку на роскошный пояс, украшенный серебряными пластинами, приготовившись внимательно выслушать молодого де Клера.

— Известно ли тебе, лорд Мелбри, что всякий вассал, вошедший сюда, обязан склониться перед своим сюзереном? — уставившись с вызовом в глаза Уильяму, произнес Роджер.